Александр Голубев - «Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг.

Сохранились пометы И.В. Сталина на экземпляре этой книги из его личной библиотеки; некоторые из них были опубликованы Д.А. Волкогоновым. «Я тоже видел это же издание книги “Майн кампф”, но в фонде Михаила Ивановича Калинина, с собственноручными пометами “всесоюзного старосты”», — пишет Б.С. Илизаров, и отмечает, что «читал Калинин с интересом, это очевидно, но в то же время, предполагаю, боялся, что потом его пометы прочитает кто-то, кому не следовало бы их видеть, и он с экспрессией отмечает прочитанное репликами: “Фу, какая глупость!” или “Мелкий лавочник!”, — явно рассчитанными на стороннего читателя» {100} 100 Илизаров Б.С. Образ Сталина — взгляд из XXI века. СПб., 2006. С. 24. .

Проблема, однако, заключалась в том, что даже среди «узкого круга» допущенных к подобной литературе многие не очень-то ею интересовались. Так, Н.С. Хрущев, будучи членом Политбюро и руководителем крупнейшей, притом пограничной союзной республики — Украины, наряду с другими «избранными», получил «Майн Кампф», однако «не мог ее читать, потому что меня буквально выворачивало; не мог спокойно смотреть на такие бредни, мне стало противно, не хватало терпения, и я ее бросил недочитавши» {101} 101 Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева // Вопросы истории. 1990. № 7. С. 80. . И в этом Хрущев был не одинок. Как вспоминал генерал армии М.А. Гареев, ему приходилось встречаться с ответственными сотрудниками, работавшими перед войной в НКИД и Генштабе, которые признавались, что никогда полностью не читали и не принимали всерьез рассуждений фюрера в этой книге {102} 102 См.: Гареев М.А. Неоднозначные страницы войны (Очерки о проблемных вопросах истории Великой Отечественной войны). М., 1995. С. 20. .

В результате в личных записях заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкова по итогам заседания Оргбюро ЦК в декабре 1936 г. появилась такая фраза: «Не знаем, что говорит о нас враг, не читают [так в документе — авт.] иностранных газет…» {103} 103 ЦАОДМ. Ф.3. Оп. 50. Д. 11. Л. 140.

Советская интеллектуальная элита находилась, с точки зрения доступа к информации, в несколько лучшем положении, чем остальные социальные группы, включая и политическую элиту. Играло роль знание языков, позволявшее читать иностранную прессу и слушать радио (а также, что немаловажно, нацеленность на получение подобной информации, реальный интерес к происходящему за пределами СССР, умение анализировать и т. д.)

Так, в дневниках К.И. Чуковского за 1921–1923 гг. неоднократно встречаются упоминания: «…Сегодня все утро читал нью-йоркскую “Nation” и лондонское “Nation & Athenaeum”. Читал с упоением… вдруг после огромного перерыва прочитал “Times” — и весь мир нахлынул на меня… Перелистал я новые номера “London Mercury” — каждая статья интересна… Сегодня прочитал книжку “London Mercury”, с упоением…» и пр. {104} 104 Чуковский К.И. Дневник (1901–1929). М., 1997. С. 161,162, 256–257. И академик В.И. Вернадский в своих дневниках постоянно отмечал и комментировал материалы западной прессы.

Писатель В. Вишневский, возглавлявший Оборонную комиссию Союза советских писателей, постоянно слушая сообщения английского, германского, французского радио.

«Получая каждый день кучу иностранных газет (а владею английским, немецким и французским, начал изучать испанский и итальянский), ясно вижу, как обостряется международная обстановка», — записывал в своем дневнике «красный профессор» А.Г. Соловьев, работавший в 30-х годах в Институте мирового хозяйства и мировой политики {105} 105 Соловьев А.Г. Тетради красного профессора. 1912–1941 гг. // Неизвестная Россия. XX век. Кн. IV. М., 1994. С. 187. .

В течение какого-то времени для узкого круга сохранялись некоторые независимые каналы получения информации. Известный декрет 1922 г. «Об улучшении быта ученых» предусматривал свободный выезд научных работников за границу и получение оттуда литературы {106} 106 См.: Собрание узаконений рабоче-крестьянского правительства РСФСР (СУ РСФСР). 1922. № 1. Ст. 5. . Однако постепенно наличие даже столь незначительного (в масштабах страны) исключения из правил стало вызывать раздражение политического руководства. Так, в докладной записке Г.Г. Ягоды и начальника Секретно-оперативного управления ОГПУ Г.Е. Евдокимова от 9 января 1930 г. сообщалось, что «наиболее удобным способом сношения с заграницей, широко пользуемым академиками, была переправка корреспонденции и документов через академическое Бюро международного книгообмена». При этом авторы записки особо подчеркивали, что через это же Бюро академики нелегально получали эмигрантскую литературу {107} 107 См.: Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б). 1922–1952. М., 2000. С. 89. . [14] Бюро международного книгообмена (точнее, Бюро по книгообмену с зарубежными странами АН) было создано в октябре 1922 г.

В1929 г. в библиотеке Академии наук была введена цензура иностранных журналов. В ходе работы так называемой «комиссии Фигатнера» заведующий иностранным отделом БАН С.К. Пилкин объяснял: «Мы получаем некоторое количество заграничных журналов, в которых часто появляются статьи антисоветского содержания, к нам обращаются представители ГПУ с просьбой указать, какие меры мы принимаем, чтобы эти антисоветские статьи не проникали дальше, и вот нам пришлось завести просмотр такого рода журналов, чтобы явно выраженное антисоветское направление не проникало дальше» {108} 108 Цит. по: Перченок Ф.Ф. Академия Наук на «великом переломе» // Звенья: исторический альманах. Вып. 1.М., 1991. С. 200. .

С конца 20-х годов сокращаются бюджетные средства, выделяемые научным учреждениям на закупку иностранной периодики и научной литературы. Возникали и иные, чисто административные ограничения.

Уже в мае 1935 г. специально созданный для содействия проведению в СССР Международного физиологического конгресса правительственный комитет вынужден был «просить Главлит дать распоряжение о беспрепятственном пропуске через границу научной литературы иностранных делегатов конгресса» {109} 109 ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 62. Л. 53. .

Конечно, общая картина была не столь однозначной. Так, профессор 3.Г. Френкель, который в 1933–1936 гг. был председателем ученого совета в ленинградском Институте коммунального хозяйства, позднее с гордостью вспоминал, что «существенным достижением было обеспечение библиотеки Института всей советской и новейшей зарубежной специальной литературой. В те годы (1933–1938) удавалось получать основные английские, американские, французские и немецкие периодические издания. Каждый день я начинал просмотром свежих журналов и изданий, отмечая в них то, что могло иметь прямое или косвенное отношение к работе ИКХ» {110} 110 Френкель 3. Г. Записки о жизненном пути // Вопросы истории. 2007. № 5. С. 76. . Таким образом, в условиях постоянной борьбы политических и прагматических тенденций, столь характерной для советской действительности, первостепенное значение могла, как в данном случае, получать личная инициатива, активность заинтересованных лиц.