Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

6 (18) декабря 1812 г. А. Чарторыский отправил письмо в ставку императора. Изменившаяся военная ситуация сказалась на содержании и манере его послания. Князь писал: «По-видимому, успехи Вашего Императорского Величества действительно увенчаются успехом». В этой констатации можно заметить оттенок огорчения. Осторожно, даже в несколько заискивающей форме, Чарторыский ставил вопрос: «Если Вы вступите в Польшу победителем, вернетесь ли Вы, государь, к Вашим прежним планам относительно этой страны?» И тут же рисовал заманчивую перспективу: перед российским императором откроется возможность не только покорить страну, но и покорить сердца ее жителей, связать две нации неразрывными узами. Он просил Александра I сообщить о его планах в отношении Польши и выражал опасение, как бы Австрия и Пруссия не отговорили российского императора от его «прежних идей». И еще раз, хотя и не слишком настойчиво, напоминал о своем желании уйти в отставку 186.

Не получив ответа от русского императора, 15 (27) декабря 1812 г. Чарторыский снова направил Александру I письмо, содержавшее рекомендации относительно мер, которые, по его мнению, следовало бы принять при вступлении русской армии на территорию Княжества Варшавского: «Если Ваше императорское величество в момент, когда польский народ ожидает от Вас мщения победителя, протянете ему и добровольно предложите то, за что он боролся, этим произведете магическое впечатление» 187. В качестве кандидата на занятие польского трона он предложил великого князя Михаила Павловича 188. В таком случае, заявлял Чарторыский, он готов принять на себя ответственность и поручиться, что все желания императора будут выполнены. Поляки опасались провозглашения королем великого князя Константина Павловича, командовавшего русскими войсками, вступавшими в Польшу. «Польский король, – писал Чарторыский, – у которого будет 300 тыс. русских войск, может при первом желании разрушить все установления своего предшественника». Чарторыский обращал внимание императора, что в связи с такой угрозой поляки будут «настаивать на точно выработанной конституции». Понятно, что и поляков, и лично Чарторыского больше устраивал совсем юный и неопытный Михаил Павлович. При таком короле Чарторыский вполне мог рассчитывать на то, чтобы реально играть главную роль в политической жизни нового польского государства. Этим, вероятно, можно объяснить решительный и уверенный тон его письма. В конце его он традиционно упоминал об отставке, но одновременно выражал готовность явиться к императору, чтобы, по его словам, «защищать перед Вами дело моей родины» 189. Тем временем, не дождавшись известий от Чарторыского, варшавские министры решили сами напрямую обратиться к Александру I. Мостовский переписал черновики документов, направленных в Сеняву А.Чарторыскому, и через Е. И. Чаплица, генерала русской армии, поляка по национальности, переслал П. В. Чичагову, с тем чтобы тот лично вручил их Александру I. Послание Мостовского было получено императором почти одновременно с письмом Чарторыского. Сопоставив их, Александр I пришел к выводу, что Чарторыский предъявляет слишком завышенные требования 190.

В результате различного рода осложнений, связанных с доставкой почты 191, ответного письма от русского императора Чарторыскому пришлось ждать долго, это вызывало у него тревогу, поскольку будущее Польши продолжало оставаться неопределенным. Но, возможно, не только почтовыми задержками объяснялось молчание Александра I: императору приходилось принимать во внимание мнение представителей влиятельной части русского общества, отнюдь не разделявших его планов по решению польского вопроса. Рассматриваемый вариант, которым предусматривалось создание Польского государства в границах прежней Речи Посполитой, существовавших до разделов, встречал достаточно твердые возражения. Для выработки собственной позиции и принятия соответствующих мер император, как правило, привлекал довольно широкий круг приближенных лиц и интересовался их мнением. Одна из поданных ему записок по польскому вопросу 192содержала сильные и обстоятельно обоснованные возражения относительно планов польских политиков: «Проект восстановления Польши может быть рассматриваем только как средство и никогда как цель; ибо какую цель может иметь Россия, отказавшись от трех или четырех лучших своих областей? От этого не выиграет ни ее сила, ни ее спокойствие, ни ее влияние. В голове Наполеона идея восстановления Польши была всегда только средством достижения цели – ослабления России. Герцогство Варшавское так слабо, что не может сделать нам вреда, ни принести пользы в борьбе с Наполеоном (армии 6000 душ, страна разорена на 10 лет, расходу 70 миллионов флоринов [злотых. – Г. М.] ). В продолжение всей войны Волынь, Подолия и Украина были покойны и послушны нам, для чего же нам от них отказываться. А вот невыгоды восстановления: из всех европейских народов польский самый легкомысленный и беспокойный. Польская история есть история долгой анархии, заключающая постоянные элементы войн и раздоров между соседями. Если разделение Польши было противно публичному праву и равновесию, то результат был благодетелен. С восстановлением Польши нам нужно будет навсегда отказаться от союза с Австрией, которая не захочет потерять своей части, а бросится в объятия Франции. Наполеон не восстановил в последнее время Польши именно потому, что не хотел трогать Австрию». В документе выражалось опасение, что последствия решения вопроса о Польше по предложенному поляками плану будут крайне негативными для России: «Россия непременно потеряет свои провинции, ибо соединение Польши с Россиею под одним скипетром есть состояние переходное: совершенная независимость от России есть задняя мысль всякого поляка». В записке весьма нелестно характеризовались как поляки, так и их государственное устройство: «Нравственное состояние этого народа, состоящего из нескольких магнатов, анархической массы мелкой шляхты, жидовского среднего сословия и толпы невольников, униженных до скотства самым жестоким рабством, – делает его неспособным к той степени мудрости, умеренности и просвещения, какая необходима для свободы, основанной на общественных началах. Чтобы убедиться в этом, – отмечалось в документе, – стоит только всмотреться в настоящее состояние Герцогства Варшавского: хотя здесь конституция дает большую власть королю, однако царствует полная анархия, администраторы – невежды, взяточники, своевольники; управляемые – несчастны, утеснены, ожесточены, общественные и частные благосостояния уничтожены». В случае присоединения конституционного Княжества Варшавского к России, предупреждал автор записки, «на русских императоров возложится трудная задача быть в одно время самодержцами и конституционными королями. Только Двина и Днепр будут разделять политические учреждения, столь противоречивые. Они всячески будут сталкиваться и рано или поздно одни необходимо должны будут поглотить другие». В записке приводилось еще одно соображение, которое необходимо было учитывать, «и не соглашаться на восстановление Польши, – это сопротивление каждого русского, и теперь, после таких подвигов преданности, оскорбить русских восстановлением Польши будет несправедливо и неполитично. Русский народ увидит здесь вознаграждение тем провинциям, которые его всего менее заслужили, увидит награду союзникам Наполеона, которые во время нашествия поступали с русскими жесточе французов» 193.