Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Отмеченные наблюдения находят подтверждение в динамике роста населения в Королевстве Польском в 1810-1829 гг. Исследовательница крестьянского вопроса в этот период 3. Киркор-Кедронёва приводит данные по численности населения Королевства Польского за 1810, 1819, 1824 и 1826-1829 годы, помещенные в Приложении (таблица II) 8. На их основе проведен анализ динамики прироста населения по воеводствам Королевства Польского. За 100% принимаются показатели 1819 г., когда довоенная численность населения была практически восстановлена, когда связанные с территориальными переделами и военными действиями миграции населения уже не влияли кардинально на его динамику, когда в Королевстве были уже определены стабильные административные границы. Наконец, с 1824 г. в Королевстве имелись практически ежегодные достоверные данные о численности населения. Поэтому начиная с 1824 г. каждому воеводству для сопоставления имеющихся данных присваивалось место с 1 по 9 в зависимости от достигнутого уровня прироста населения. В этом ряду 5-е место соответствовало среднему показателю по стране. В итоге по уровню прироста населения за 1810-1829 гг. воеводства расположились в следующем порядке (в скобках приведена сумма мест): Мазовецкое (5); Августовское (11); Калишское (17); Плоцкое (19); Сандомирское (24); Люблинское (35); Краковское (39); Подляское (43).

Таким образом, динамика прироста населения подтверждает вывод о более высоком уровне развития центральных, западных и северных воеводств и об относительном отставании южных и восточных областей страны. Важной характерной чертой развития Королевства Польского было опережающее развитие города, хотя его доля в народном хозяйстве и общей численности населения была весьма невелика. Источники урбанизации были определены двумя тенденциями, условно говоря – калишской и люблинской, когда, с одной стороны, развитие города стимулировалось ростом аграрного производства и подъемом его товарности, а с другой – обезземеливанием и пауперизацией крестьянства. Обе эти тенденции присутствовали в различных сочетаниях по всей стране, но наиболее рельефно они нашли выражение соответственно в Калишском и Люблинском воеводствах. Одним из показателей их воздействия стал охвативший Польшу в 1820-е гг. аграрный кризис, характерный в это время для всех стран Центральной и Восточной Европы. В этот период цена пшеницы в Мазовецком воеводстве упала с 21 злотого за корец (в 1820-1822 гг.) до 15 злотых (в 1823-1825 гг.). В Люблинском воеводстве в тот же период цены упали с 16 до 10 злотых. Повышение уровня цен началось только с 1825 г. Аграрный кризис негативно сказался и на европейском хлебном рынке. Неблагоприятные условия для польского зернового экспорта усугублялись протекционистской политикой соседей, прежде всего Пруссии. В период аграрного кризиса экспорт польской пшеницы сократился с 391 тыс. корцев в 1818 г. до 69 тыс. в 1824 г. 9

Абсолютное большинство населения и основную производительную силу Королевства Польского составляли крестьяне. В 1810 г. их численность в границах будущего Королевства была без малого 1 900 тыс. чел. К концу 1820-х гг. она равнялась примерно 2 800 тыс. чел. Это составляло в 1810 г. 68% сельского населения и 56% общей численности населения (в границах Королевства Польского). К концу 1820-х гг. доля крестьянства в населении деревни и всей страны еще более возросла и равнялась соответственно 88% и 69%. Эти данные свидетельствуют, что, даже принимая во внимание систематическую погрешность статистического учета в Княжестве Варшавском и Королевстве Польском, а также погрешности при их сопоставлении, нужно признать, что роль крестьянства в народном хозяйстве Королевства Польского не только не уменьшилась, но даже возросла.

Со времени введения в Княжестве Варшавском Кодекса Наполеона польские крестьяне формально получили личную свободу. Однако вся земля оставалась в собственности шляхты. Определенная таким образом форма отношений помещиков и крестьянства была сохранена в неизменном виде и в Королевстве Польском. Поэтому воспроизводство крестьянского хозяйства было неразрывно связано с отработками и кабальной арендой, то есть по существу с феодальными формами эксплуатации. Одновременно такие отношения в деревне способствовали обезземеливанию крестьянства. Однако пауперизация крестьян в Королевстве Польском не привела к их массовому исходу в города, хотя такая тенденция, несомненно, присутствовала, о чем свидетельствует опережающий рост городского населения.

О сохранении феодальных отношений в польской деревне свидетельствуют и зафиксированные статистическими описаниями категории крестьянства. Первые опыты статистического учета населения Польши с фискальными и административными целями относятся к 70-м гг. XVIII в., а первую перепись крестьянского населения правительство короля Станислава Августа попыталось провести в 1789-1790 гг., в период Четырехлетнего сейма 1788-1792 гг., под руководством Ю. Выбицкого и Ф. Мошиньского. В составленной тогда Мошиньским переписной (статистической) карте были отмечены следующие категории крестьян: 1) хозяева-рольники – крестьяне на барщине, держатели надела; 2) чиншовники-халупники – крестьяне на оброке, держатели надела; 3) коморники – крестьяне, не имевшие своего надела и работавшие на господской земле, близкие по статусу к русским дворовым на месячине. Далее Мошиньским были выделены: 4) «фабриканты» (владельцы мастерских и мануфактур), 5) ремесленники, 6) содержатели корчем и шинков. Очевидно, что три последние группы были выделены преимущественно по фискальным соображениям. Однако их появление отражает развитие крестьянских промыслов и даже появление крестьянской мануфактуры. Вслед за ними идут: 7) челядь и слуги, 8) «люди, получающие вознаграждение за работу». В заключение помещены 9) жебраки (нищие, живущие подаянием) 10. В основу классификации категорий крестьянства, примененной деятелями «скарбового» ведомства (учреждения по сбору государственных доходов) конца XVIII в., было положено отношение крестьянина к помещичьему хозяйству, в первую очередь, характер крестьянских повинностей, обусловленных крепостной зависимостью. При этом обладает ли крестьянин земельным наделом и каким именно, статистиков того времени интересовало мало. Крестьянин рассматривался как непосредственная принадлежность земельной собственности, а предоставление ему надела – как традиционная норма и условие функционирования шляхетского хозяйства. В переписной карте Мошиньского упомянута и категория наемных работников («люди, получающие вознаграждение за работу»). Однако в то время явление найма было достаточно редким в шляхетском хозяйстве, где все работы выполнялись крепостными, и, видимо, достаточно новым, поскольку для обозначения работавших по найму не было еще даже специального термина. Нельзя ничего сказать и о характере такого найма, который был, вероятно, все-таки ближе к средневековым формам личной зависимости, чем к купле-продаже рабочей силы Нового времени.