Александр Нечволодов - История Смутного времени в России. От Бориса Годунова до Михаила Романова

Таким образом, в начале декабря последовало распадение Великого посольства в королевском стане; оставшиеся в нем «прямые» послы продолжали терпеть холод и голод и были скорее на положении нищих, чем послов; тем не менее они непоколебимо оставались на страже православия и русской народности и, несмотря на бдительный надзор, умели сноситься с Шеиным и поддерживали в нем решимость продолжать защиту города до последних сил.

Одновременно с этим распалось и боярское правительство в Москве. «Оно было заменено, – говорит С. Ф. Платонов, – совершенно новым правительственным кружком», действовавшим уже всецело в угоду Сигизмунда.

Мы видели, что еще в бытность Жолкевского в Москве в столицу стали прибывать из королевского стана под Смоленском бывшие тушинские бояре – «те враги богаотметники Михайло Салтыков да князь Василей Мосальский с товарыщи». Вслед затем приехал в Москву также верный слуга короля – торговый мужик, кожевник Федор Андронов. Сигизмунд, разумеется, всячески покровительствовал этим изменникам, прямо державшим его сторону, и приказывал Боярской думе устраивать все их частные дела.

Со своей стороны, и бояре также были в высшей степени угодливы по отношению к королю. Как мы видели, Мстиславский был пожалован им в конюшие «за дружбу и радение», а Ф. И. Шереметев не стыдился писать унизительные письма к Льву Сапеге, чтобы он бил челом королю и королевичу об его вотчинных деревнишках. Били челом королю о пожаловании их землею и прочими милостями и множество других людей: бывший дьяк Василий Щелкалов, Афанасий Власьев, старица-инокиня Марфа Нагая и др. Таким путем часть московских правящих людей постепенно стала признавать короля властителем государства, в ожидании, пока прибудет королевич, что, как мы видели, вполне совпадало с намерениями Сигизмунда, не замедлившего необыкновенно щедро раздавать прямо от своего имени жалованные грамоты всем обращавшимся к нему за милостями. Более всего был награжден его ревностный слуга Михаил Глебович Салтыков с сыном Иваном; им были пожалованы богатейшие волости: Чаранда, Тотьма, Красное, Решма и Вага, бывшие прежде в обладании семей Годуновых и Шуйских, когда те находились у власти.

Другим ревностным слугой короля был торговый мужик Федор Андронов.

Скоро Андронов с «боярином» Гонсевским стали распоряжаться царской казной как своей собственной. Лучшие вещи отправлялись королю под Смоленск, но хорошо нагрел себе руки около этой казны и Гонсевский.

Сам Андронов сел, как мы видели, рядом с именитыми боярами в их думе, с важным званием казначея. Все же остальные «верные слуги» Сигизмунда, из бывших тушинцев, были распределены по московским приказам распоряжением короля от 10 января 1611 года: Михайло Молчанов – на Панский; князь Ю. Хворостинин – на Пушкарский; дьяк И. Грамотин – на Посольский, получив звание великого печатника, Иван Салтыков – в Казанском дворце и т. д.

Еще ранее этого, в середине октября 1610 года, какой-то поп, не то Харитон, не то Никон, показал на пытке Гонсевскому, что бояре сносятся с Вором и хотят сообща с ним изгнать поляков из Москвы. Дело это представляется очень темным и притом маловероятным, ввиду боязни бояр влияния Вора на чернь и их угодливости по отношению Сигизмунда, но Гонсевский поспешил воспользоваться этим оговором и с той поры перестал стесняться с боярами; он ввел в Кремль несколько сот немецких наемников, расставил пушки по стенам и окончательно взял управление городом в свои руки.

Особенно оскорбляло бояр, что выше их в думе сидит торговый мужик Федор Андронов. Но не был доволен высоким положением Федора Андронова и другой изменник – Михайло Салтыков; между обоими немедленно возникла жестокая вражда, и оба наперерыв старались писать друг на друга доносы Сапеге для доклада королю.

Так, к началу 1611 года, после распада Великого посольства под Смоленском, распалось и боярское правительство в Москве и заменилось властью польского воеводы Гонсевского и кружком русских изменников, исключительно преследовавших свои личные цели и уже продавших Родину Сигизмунду за полученные от него и обещанные в будущем выгоды.

По мнению С. Ф. Платонова, королю оставалось сделать всего один шаг, чтобы объявить себя, вместо сына, московским царем: надо было образовать в Москве покорный себе «совет всея земли», который его бы и избрал на царство.

К счастью, однако, до этого дело не дошло. Жители Москвы становились все более и более недовольными поляками, которые начали держать себя вызывающе и нагло, хотя и соблюдали величайшую осторожность, причем для предупреждения возможности восстания Гонсевский вывел 18 000 стрельцов из Москвы под предлогом направления их против шведов.

Во многих городах тоже не хотели целовать крест Владиславу, так как польские и литовские люди везде грабили, жгли и бесчинствовали. Новгородцы отказались принять сына Михаила Салтыкова, Ивана, прибывшего к ним с войском для защиты их от шведов, у которых он отнял вскоре Ладогу, и только после полученного увещания из Москвы от бояр впустили его к себе с одними русскими людьми. Вятка и Казань прямо присягнули Вору, причем в Казани был убит сидевший там воеводой знаменитый Богдан Бельский. Наконец, другие города тоже стали сноситься между собой о присяге Вору.

А между тем, 11 декабря 1610 года случилось происшествие, имевшее большое значение для дальнейшего хода событий в Московском государстве. Калужский «царик» неожиданно окончил свою жизнь. Незадолго до этого Вор приказал умертвить бывшего у него касимовского хана Урмамета, за что крещеный татарин Петр Урусов решил ему отомстить. Урусов пригласил 11 декабря «царика» поохотиться за зайцами и там со своими товарищами убил его, после чего бежал в Крым.

Неизменный друг Вора, шут Кошелев, прискакал с этим известием в Калугу. Марина в отчаянии стала призывать всех к мести, но убийцы были уже далеко. Через несколько же дней Марина родила сына, получившего известность под печальным наименованием Ворёнка: «А Сендомирского дочь, – говорит летописец, – Маринка, которая была у Вора, родила сына Ивашка. Колужские ж люди все тому обрадовались, и называху его царевичем и крестиша его честно». Однако радость калужан была непродолжительна. Скоро к ним прибыл из Москвы князь Юрий Трубецкой с отрядом и заставил их целовать крест Владиславу, чему они нехотя подчинились. Марина же с сыном была заключена в тюрьму.

После смерти Вора «лучшие люди, которые согласились признать царем Владислава, – говорит С. Соловьев, – из страха покориться казацкому царю, теперь освобождались от этого страха и могли действовать свободнее против поляков. Как только на Москве узнали, что Вор убит, то, по словам современного известия, русские люди обрадовались и стали друг с другом говорить, как бы всей земле, всем людям соединиться и стать против литовских людей, чтобы они из земли Московской вышли все до одного, на чем крест целовали».