Юлия Кантор - Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы

«Мне были даны очные ставки с Примаковым, Путна и Фельдманом, которые обвиняют меня как руководителя антисоветского военнотроцкистского заговора. Прошу представить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня. Обязуюсь дать чистосердечные показания без малейшего утаивания чего-либо из своей вины в этом деле, а равно из вины других лиц заговора» [324].

Вечером того же дня Тухачевский написал уже самому главе НКВД Ежову:

«Будучи арестован 22-го мая, прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го и сегодня 26-го мая заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающееся заговора, не утаивая никого из его участников и ни одного факта и документа. Основание заговора относится к 1932-ому г. М. Тухачевский» [325].

Из заключения эксперта-почерковеда: «В заявлении от 26 мая 1937 г…. наблюдаются признаки необычного выполнения» [326]. Тухачевского провели через «конвейер» – круглосуточные вызовы на допросы, перемежающиеся очными ставками. Результаты предсказуемы. Ниже цитируется один из «конвейерных» протоколов допросов Тухачевского от 26 мая 1937 г.

«Вопрос: Вы обвиняетесь в том, что возглавляли антисоветский военнотроцкистский заговор. Признаете ли себя виновным?

Ответ:…Я возглавлял контрреволюционный военный заговор, в чем полностью признаю себя виновным. Целью заговора являлось свержение существующей власти вооруженным путем и реставрация капитализма…..Наша антисоветская военная организация в армии была связана с троцкистско-зиновьевским центром и правыми заговорщиками и в своих планах намечала захват власти путем совершения так называемого дворцового переворота, то есть захвата правительства и ЦК ВКП(б) в Кремле или же путем искусственного создания поражения на фронтах во время войны, чем вызвать замешательство в стране и поднять вооруженное восстание… Я считаю, что Троцкий мог знать… что я возглавляю антисоветский военный заговор… Сообщаю следствию, что в 1935 г. Путна привез мне записку от Седова (приемный сын Троцкого. – Ю. К. ), в которой говорилось о том, что Троцкий считает очень желательным установление мною более близкой связи с троцкистскими командирскими кадрами. Я через Путна устно ответил согласием, записку же Седова я сжег» [327].

В этом документе прослеживаются попытки следствия мотивировать – на всякий случай, хотя объяснений не требуется, – отсутствие вещественных доказательств и улик: согласие передано устно, якобы существовавшая записка сожжена. Круглосуточный конвейер допросов для подследственных продолжался. Каждый день они подписывали бездоказательные признания собственной вины и вины лиц, названных следователями, параллельно признаваясь во «вчерашней» неискренности. Из протокола допроса Тухачевского М. И. от 27 мая 1937 г.:

«…Должен сказать, что на допросе 26 мая я был не искренен и не хотел выдать советской власти всех планов военно-троцкистского заговора, назвать всех известных мне участников и вскрыть всю вредительскую, диверсионную и шпионскую работу, проведенную нами… Еще задолго до возникновения антисоветского военно-троцкистского заговора, я в течение ряда лет группировал вокруг себя враждебно настроенных к соввласти, недовольных своим положением командиров и фрондировал с ними против руководства партии и правительства. Поэтому, когда в 1932 г. мною была получена директива от Троцкого о создании антисоветской организации в армии, у меня уже фактически были готовые преданные кадры, на которые я мог опереться в этой работе… Путна устно мне передал, что Троцким установлена непосредственная связь с германским фашистским правительством и генеральным штабом…»

Тухачевский далее «чистосердечно признается», что в 1932 г. им лично была установлена связь с представителем германского Генерального штаба генералом Адамом. До этого Адам в конце 1931 г. приезжал в Советский Союз, и сопровождавший его офицер германского генерального штаба Нидермайер якобы «усиленно обрабатывал» его в плоскости установления с ними близких, как он говорил, отношений.

«Я отнесся к этому сочувственно. Когда я в 1932 г. во время германских маневров встретился с генералом Адамом, то по его просьбе передал ему сведения о размере вооружений Красной армии, сообщив, что к моменту войны мы будем иметь до 150 дивизий» [328].

На основании документов можно сделать вывод, что тема «немецкого шпионажа» к этому моменту становится уже доминирующей, хотя перманентно переплетается с темой троцкизма. И после определенного инструктажа следователя, ведущего дело, со стороны руководства НКВД, в допросах и собственноручных показаниях всплывают фамилии реальных немецких военных, неоднократно бывавших в СССР с официальными визитами и непосредственно осуществлявших легальные контакты с руководством РККА и политическим руководством СССР. С Адамом и Нидермайером у Тухачевского действительно были деловые связи: когда он ездил на маневры в Германию и когда, курируя сотрудничество РККА с рейхсвером, выполнял задания наркомата обороны.

А вот к какому выводу пришли специалисты Военной Коллегии Верховного Суда СССР в 1957 году:

«Как видно из полученных в ходе дополнительной проверки материалов Главного разведывательного управления Генерального Штаба Министерства Обороны СССР, бывший германский разведчик Нидермайер О. Ф. в указанный Тухачевским период времени являлся официальным представителем Рейхсвера в СССР и в силу имевшихся тогда соглашений контактировал связь рейхсвера не только с представителями командования РККА, но и с органами НКВД.

Кроме того, по сообщению Разведывательного управления Министерства Обороны СССР Нидермайер являлся ярым противником гитлеризма, сторонником дружбы Германии с СССР и на протяжении 1936 г. советские военные разведывательные органы получали от него ценную информацию» [329].

На основании показаний большинства обвиняемых на предварительном следствии и в суде обвинение утверждало, что они «поддерживали связь с германским военным атташе в Москве Кестрингом, которому передавали шпионские сведения…» [330]

Шпальке, бывший кадровый офицер германской армии, с 1925 по 1937 г. служил в разведывательных органах и специально занимался разведкой по Советскому Союзу.

«…Являясь руководителем отдела, ведающего разведкой против Красной Армии, Шпальке…был близко связан с военным атташе Германии в Москве генералом Кестрингом, причем Шпальке утверждал, что от Кестринга никаких агентурных материалов не поступало и вся его информация основывалась на официальных данных и сообщениях немецких офицеров, приезжавших в СССР для участия в маневрах Советской армии… Кестринг возмущался и утверждал, что никаких связей агентурного характера среди командного состава Советской Армии у него не было» [331].