Юлия Кантор - Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы

В протоколах допросов обвиняемых по «Делу военных» узнаваема характерная стилистика показаний и способ изложения фактов: обилие эмоциональной лексики, экспрессивных эпитетов негативной модальности и практически полное отсутствие аргументации «признательных» тезисов – не говоря уже о вещественных доказательствах или документальных уликах. Скудность лексики, даже выражающей негативную оценочность, выдает истинных авторов текстов: самих следователей и их руководителей. Канцелярский язык процессов 30-х гг. имел обязательные стилистические маркеры: устоявшиеся речевые обороты отрицательного эмоционально-экспрессивного воздействия, оценочные клише, «нанизывание» прилагательных для создания гиперболизированной языковой реальности.

Не менее характерным признаком является и лингвистическое самобичевание. Признания арестованных изобилуют оскорбительными эпитетами и дефинициями в собственный адрес – явление абсолютно исключительное для употребления в первом лице. Примером служит допрос Тухачевского от 29 мая 1937.

«…Военный заговор возник в 1932 г. и возглавлялся руководимым мною центром. Должен сообщить следствию, что еще задолго до этого я участвовал в антисоветских группировках и являлся агентом германской разведки. С 1928 г. я был связан с правыми. Енукидзе, знавший меня с давних пор и будучи осведомлен о моих антисоветских настроениях, в одном из разговоров сказал мне, что политика Сталина может привести страну к гибели, что смычка между рабочими и крестьянами может быть разорвана. В связи с этим Енукидзе указывал, что программа Бухарина, Рыкова и Томского является вполне правильной и что правые не сдадут своих позиций без боя. В оценке положения я согласился с Енукидзе и обещал поддерживать с ним связь, информируя его о настроениях командного, политического и красноармейского состава Красной Армии. В то время я командовал Ленинградским военным округом…

Во время 16 съезда партии Енукидзе говорил мне, что хотя генеральная линия партии и победила, но что деятельность правых не прекращается и они организованно уходят в подполье… После этого я стал отбирать и группировать на платформе несогласия с генеральной линией партии недовольные элементы командного и политического состава… Ромм рассказал мне, что Троцкий ожидает прихода к власти Гитлера и что он рассчитывает на помощь Гитлера в борьбе Троцкого против Советской власти» [332].

К этому моменту А. С. Енукидзе уже «сознался». Характерно, что как доказательство вины использовался один и тот же ход – личные контакты с подследственным. Енукидзе был знаком с Тухачевским с первых послереволюционных месяцев как руководитель Военного отдела ВЦИК, где Тухачевский работал, он же давал ему рекомендацию в ВКП(б) в 1918 г.

Енукидзе находился под следствием уже почти полгода (он был арестован 1 февраля 1937 г. в Харькове, где после исключения в 1935 г. из партии и снятия со всех государственных постов работал начальником Харьковского областного автогужевого транспортного треста [333]), но еще не был осужден. К смертной казни его приговорили на четыре с лишним месяца позже, чем Тухачевского.

На допросе от 30 мая 1937 г. Енукидзе сообщил: в 1932 г. от одного из руководящих членов «блока организаций правых и троцкистов-зиновьевцев» Томского он узнал, что по решению блока создан «единый центр [штаб] военных организаций [в рядах РККА]» [334], в который якобы входили Корк, Путна и Примаков во главе с Тухачевским, привлеченным в организацию А. И. Рыковым» [335].

В том же протоколе Енукидзе утверждал, что по заданию блока в начале 1933 г. Тухачевский пришел к нему в кабинет для установления связи между блоком и «военным центром». Тогда же они условились о следующей встрече, но, по словам Енукидзе, больше с Тухачевским он не встречался, поддерживая связь с «военным центром» через Корка [336].

В обвинительном заключении ГУГБ НКВД СССР от 2 июля 1937 г., утвержденном прокурором СССР Вышинским 28 октября 1937 г., в частности, говорится, что следствием по делу А. С. Енукидзе, а также его личными показаниями было установлено, что он, «начиная с февраля 1934 г. входил в состав единого антисоветского центра» и «осуществлял связь между центром и антисоветской организацией в НКВД – через Ягоду и между центром и военной организацией через Тухачевского» [337].

Также А. С. Енукидзе обвинялся в следующем:

1. Вел подготовку «вооруженного переворота внутри Кремля и разработал план этого переворота», а также «был руководителем и организатором подготовки вооруженного переворота и группового террористического акта в отношении руководителей партии и правительства» («убийство членов Политбюро путем отравления»);

2. «По заданию антисоветского центра вел переговоры в 1934 г. в Берлине с заместителем Гитлера по национал-социалистской партии Гессом, в целях установления контакта с германскими правительственными кругами в борьбе за свержение советской власти» [338].

В показаниях арестованных постоянно возникают «дополнительные сведения», не упомянутые в предыдущих – «выявляются» все новые фантастические подробности, которые подследственные «вспоминают» или «раскрывают, решив не утаивать правду». Типичный пример такого рода – заявление арестованного Тухачевского от 29 мая 1937 г.

«Народному комиссару Внутренних дел СССР Н. И. Ежову

Через следователя Ушакова.

Обличенный следствием в том, что я, несмотря на свое обещание сообщать следователю исключительно правду, в предыдущих показаниях неправильно сообщил по вопросу о начале своей антисоветской работы, настоящим заявляю, что хочу исправить эту свою ошибку.

Еще в 1928-ом г. я был втянут Енукидзе в правую организацию. В 1934-ом г. я лично связался с Бухариным.

С немцами я установил шпионскую связь с 1925-ого г., когда я ездил в Германию на учения и маневры и где установил связь с капитаном фон Цюлловым.

Примерно с 1926-го г. я был связан с Домбалем как польским шпионом. При поездке в 1936-ом г. в Лондон Путна устроил мне свидание с Седовым, и я имел разговор о пораженческих планах и об увязке действий антисоветского военно-троцкистского заговора и германского генерального штаба с генералом Румштедт, представителем германского фашистского правительства. Помимо этого в Лондоне я имел встречу с командующим эстонской армией генералом Лайдонером и с американским журналистом в кабинете у Путна (фамилии не помню), приехавшим из фашистской Германии и являющимся гитлеровским агентом. Разговор шел о задачах германского фашизма в войне против СССР… Я был связан, по заговору, с Фельдманом, Каменевым С. С., Якиром, Эйдеманом, Енукидзе, Бухариным, Караханом, Пятаковым, Смирновым И. H., Ягодой, Осепяном и рядом других.