Франсуа-Ксавье Нерар - Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)

Их соотношение вполне уравновешено до самого 1936 года, что позволяет поддерживать двойственность официального дискурса. Она особенно отчетливо видна в опубликованной в прессе резолюции президиума ЦКК и коллегии НК РКИ 1934 года «О задачах, формах и методах работы бюро жалоб», текст которой написан М. Ульяновой. Особое внимание привлекает второй пункт: в нем обе задачи бюро жалоб тесно переплетены:

«Не оставлять без рассмотрения ни одной жалобы или заявления, обращая сугубое внимание на те из них, которые сигнализируют о нарушении директив партии и правительства, о невыполнении обязательств перед государством и хищениях социалистической собственности, о прорывах в работе предприятий и нарушениях трудовой дисциплины, о засоренности организаций и колхозов чуждыми элементами, нарушениях революционной законности и др., неослабно борясь с бюрократическими извращениями по отношению к трудящимся со стороны отдельных звеньев госпаппарата и его работников, решительно разоблачая бездушное и формально-чиновничье отношение к нуждам и запросам масс» {460} 460 ГА РФ. Ф. 7511. Оп. 1. Д. 58. Л. 30 (об.). .

Устранению кулаков или всех тех, кто к ним приравнен, придается, следовательно, такое же значение, как и борьбе с нарушением законов или невыполнением постановлений правительства. С 1928 года публикуемые письма и статьи подчеркивают эту функцию жалоб: в «Листках РКИ» в «Правде» многочисленные статьи обсуждают «чуждое» социальное происхождение. Первые статьи этого типа, объединенные заголовком «А что под вывеской?», появляются через месяц после открытия рубрики {461} 461 Правда. 1 апреля 1928. С. 3. Первые номера полностью посвящены проблеме улучшения работы государства с технической точки зрения. . Самая агрессивная из них, озаглавленная «Кулацкий оазис», описывает совхоз в Самарской области: «там все обстоит так, как будто бы советской власти нет и не было». Упомянуто только имя директора, некоего Авдеева. Две других статьи называют поименно лиц, обвиняемых в пособничестве кулакам. С этих пор подобные статьи не часто, но регулярно разоблачают в основном бывших частных владельцев, превратившихся в директоров советских предприятий [144] Например, номера от 11, 21 и 28 апреля разоблачают бывших предпринимателей, бывших офицеров, вступивших в Красную армию. 9 мая на порицание общественности выставляется монастырь, превращенный в колхоз. и в каждой повторяется тезис, что оставлять подобных людей на их постах возмутительно.

Желание сохранить «чистоту» советского общества, исключив из него чужеродные элементы, лежит также в основе проходивших в начале 1930-х годов кампаний по составлению списков лишенных гражданских прав, т. н. «лишенцев» {462} 462 На эту тему имеется диссертация Натали Муан. См.: Moine N. Le Pouvoir bolchevique face au petit peuple urbain. Clivages sociaux, assignation des identités et acculturation à Moscou dans les années 1930. Thèse de l'université de Lyon II, 2000. Особеннго внимания заслуживает глава 3 (С. 150–211). Существенный вклад сделан Гольфо Алексопулосом. Его последняя работа: Alexopoulos G. Stalin's Outcasts: Aliens, Citizens and the Soviet State, 1926–1936. New York, 2003. . Население призывают участвовать в этой кампании: сообщать о социальном статусе тех, кого власть желает отстранить от гражданской жизни {463} 463 См., например, уже упоминавшуюся статью в «Поволжской правде» в январе 1930 года. Списки «лишенцев» составлялись согласно довольно точным критериям и ко всему прочему становились достоянием общественности. Использование «жалоб» для борьбы со скрытыми врагами, определение которых меняется в течение всего исследуемого нами периода, является константой. По-настоящему меняются только акценты: в 1937–1938 годах локусом борьбы, основным содержанием публичного дискурса становится единственная функция «сигналов» — выявление «врагов». После провозглашения на пленуме ЦК в феврале-марте 1937 года лозунга, призывающего к «ликвидации последствий саботажа», более «технический» дискурс начала тридцатых годов отходит на задний план. Недостатки в работе отныне связываются только с вредительством и саботажем. Особенная ценность сигналов как раз в том и состоит, как пишет «Правда» в июле

1937 года, что они позволяют «очистить все органы советского государства от вражеских и негодных элементов» {464} 464 Правда. 22 июля 1937. . Стержнем пропаганды этой эпохи становится «бдительность»: враги представлены как загнанные, почти побежденные, вынужденные скрываться, но в то же время ждущие подходящего момента, чтобы нанести стране роковой удар. «Сигнал», таким образом, призван защитить страну и не дать ей погибнуть, как погибли «Парижская Коммуна и Венгерская революция» {465} 465 Правда Востока. 22 декабря 1937. . После пленума Центрального Комитета в январе 1938 года — хотя злоупотребления подобной практикой подвергнуты осуждению [145] Введенные ограничения касаются только мероприятий внутри партии, это не явления в широком смысле слова. — сигналы все еще должны служить для того, чтобы «вскрывать врагов народа, обманным путем пробравшихся в ряды нашей партии, разоблачать их двурушническую тактику» {466} 466 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 320. Л. 24. Отчет о выборах «в руководящие органы партии», составленный и подписанный Г.М. Маленковым в 1938 году. .

Таким образом, пропаганда базируется на двух основных положениях: (1) реформирование государства и (2) его защита. Первый тезис выступает на первый план в конце двадцатых годов, в то время как второй становится все более распространенным и в конце тридцатых занимает почти все общественное пространство. Теперь нам важно посмотреть, какой смысл за пределами пропагандистского дискурса придает этой системе власть. Внутренние рабочие документы уже описанных органов указывают несколько направлений поиска. Насколько этот дискурс, к которому нет столь свободного доступа, согласуется с публичным? Быть может, пропагандистские лозунги — лишь пыль в глаза, пускаемая, чтобы скрыть более глубокие соображения?

Крайне трудно определить истинные задачи власти. Источники редки: стенограммы рабочих совещаний далеко не всегда ведутся систематически и еще менее тщательно хранятся. Другие документы недоступны. Нет их или очень мало текстов или стенограмм выступлений на закрытых совещаниях, дискурс которых принципиально отличался бы от дискурса официальной пропаганды. Найти здесь изъян, слабину нелегко. Аргументы точно повторяют друг друга, и разные авторы регулярно пережевывают одни и те же мысли. Историк поэтому вынужден по крохам собирать разрозненные указания, крупицы, на вид совершенно незначительные. Тем не менее, не поддаваясь иллюзии разоблачения, от которой предостерегает Люк Болтански {467} 467 Boltanski L. L'Amour et la Justice comme compétences: trois essais de sociologie de l'action. Paris, 1990. P. 40–41. , и не стремясь в обязательном порядке обнаружить скрытый смысл, мы полагаем возможным различить в действиях власти оттенки, которые порой позволяют увидеть систему в ином свете.