Александр Носович - История упадка. Почему у Прибалтики не получилось

Эстония

Вероятно, самый яркий пример демократического эстонского лидера из «темного оккупационного прошлого» — это лидер правящей Партии реформ, премьер-рекордсмен, 9 лет возглавлявший эстонское правительство, Андрус Ансип. В предыдущей жизни самый влиятельный человек в стране был заведующим орготделом Тартуского райкома Коммунистической партии Эстонии. Отметилась Эстонская республика и делегированием «красной гвардии» в Брюссель: комиссар ЕС по транспорту, вице-председатель Еврокомиссии и бывший премьер-министр Эстонии Сийм Каллас в прошлом — директор эстонского республиканского отделения Сбербанка СССР и член КПСС с 1972 года.

Не менее яркий, чем у латышских коллег, пример несгибаемого антикоммуниста с коммунистическим «скелетом в шкафу» — депутат Европарламента от ультраправого эстонского блока «Исамаалийт» (IRL — «Союз Отечества» и Res Publica) Тунне Келам.

В Тартуском архиве сохранились свидетельства того, как в 1963 году Келам, тогда ещё не заявлявший о своем яром национализме, оправдывался, почему он не вступил в комсомол, и просил принять его в КПСС: «Сейчас, когда я оглядываюсь в прошлое, передо мной неизбежно встает один вопрос — почему я не вступил в ЛКСМЭ». «Несомненно, это можно полностью или частично объяснить влиянием дома (отец был верующий). Взяли ли меня, происходящего из такой семьи, вообще в такую организацию? Или не превратился бы потом дом в арену, где сталкивались бы противоположные взгляды? У меня не было ошибочного или плохого представления о комсомоле, но в решающий момент я с учетом всего предыдущего оставался пассивным. И только в университете я полностью избавился от влияния прошлого, овладев основами ясного мировоззрения». В заключение юный Тунне Келам пишет о желании «внести свой посильный вклад в великое дело строительства коммунизма и принадлежать к передовому и организованному отряду — КПСС». А преподаватель истории КПСС Тартусского государственного университета Йоханнес Калица, написавший Келламу рекомендательное письмо о вступлении в партию, пишет: «Товарищ Келам хорошо ориентируется в вопросах партийно-политического и международного положения, воспитывает слушателей в духе партийных принципов…». К тому времени будущий борец с «наследием оккупации» 6 лет проводил лекторскую работу в Обществе распространения политических и научных знаний ЭССР…

Кстати, в приеме в партию Тунне Келаму тогда было отказано, после чего взгляды у него снова поменялись, и несостоявшийся коммунист начал заниматься диссидентской деятельностью, требуя восстановления независимой Эстонии, став в итоге к концу 80-х годов одним из лидеров эстонского сепаратизма. Основанием для отказа в приеме в КПСС был указан карьеризм Тунне Келама, отсутствие в его карьерных планах каких-либо идейных соображений. Более точной характеристики деятельности всех балтийских «перевертышей» подобрать трудно.

Во время Второй мировой войны вслед за отступающей немецкой армией на запад бежали приблизительно 60 тысяч литовцев, 88 тысяч латышей и 80 тысяч эстонцев. Почти все они затем эмигрировали за океан, пополнив собой диаспоры прибалтийских народов в Северной Америке. По данным последней американской переписи населения, в США проживают 712 тысяч литовцев, 26 тысяч латышей и 27 тысяч эстонцев. Имеются в виду именно сознательные литовцы, латыши и эстонцы, а не американцы с предками из Прибалтики, давно ассимилировавшиеся и переставшие идентифицировать себя с родиной дедов и прадедов.

Для той же Литвы, население которой сократилось до 2,7 миллионов человек, 712 тысяч американских литовцев — огромная цифра; заокеанская диаспора при таком соотношении неизбежно будет оказывать заметное влияние на общественно-политические процессы в родной стране. И ведь помимо Северной Америки зарубежные общины литовцев, латышей и эстонцев есть в десятках европейских стран, Южной Америке, даже в Австралии и Новой Зеландии. Однако при строительстве постсоветских государств Прибалтики важнейшее значение имели именно эмигранты, переселившиеся за океан, и переселившиеся именно после войны.

В отличие от предыдущих и последующих волн эмиграции, носивших экономический характер, послевоенная эмиграция из Прибалтики была политической. Не только из Балтийского региона, но и из Европы бежали радикальные противники коммунизма и советской власти, отметившиеся службой в Латышском легионе СС, Эстонской дивизии СС, сотрудничавшие с гитлеровцами в составе гражданских администраций Рейхскомиссариата «Остланд», воевавшие в националистическом подполье («лесные братья», «Фронт литовских активистов»), принимавшие участие в Холокосте и военных преступлениях против мирного населения на территории Советского Союза («фабрика смерти» в Саласпилсе, операция «Зимнее волшебство», еврейский погром в Каунасе, Рижское еврейское гетто, эстонцы, участвовавшие в блокаде Ленинграда, и многое-многое другое). Наконец, просто политические и высшие административные деятели довоенных балтийских республик и крупные собственники, которые от возвращения в Прибалтику советской власти не могли ожидать ничего хорошего.

Когда распался Советский Союз и идеология и государственная политика восстановленных Литвы, Латвии и Эстонии снова поменялась на 180 градусов, именно эти люди составили кадровую основу превращения стран Балтии в антироссийский плацдарм с идеологией радикально правого национализма, основанного на платформе антикоммунизма, антисоветизма и русофобии.

Послевоенные восточно-европейские диаспоры не ассимилировались в американском «плавильном котле»: они тщательно оберегали и передавали следующим поколениям свою национальную идентичность, стремились к культурной самоорганизации. Например, первый Совет литовцев мира собрался в 1958 году (в Нью-Йорке), а традиция ежегодного проведения латышского Праздника песни в Чикаго идет с 1953 года [58] Andris Straumanis. Latvian americans // http://www.everyculture.com/multi/Ha-La/Latvian-Americans.html . Что ещё важнее — в сохранении у восточных европейцев интереса к своему народу и покинутым родинам было заинтересовано американское государство. В эпоху холодной войны патологическая ненависть к коммунизму и Советам при знании языка и специфики родного региона были крайне востребованы ЦРУ, Госдепартаментом США и другими американскими государственными и частными структурами, работавшими по Восточной Европе. Поэтому именно из диаспор они рекрутировали необходимые им кадры, находя там перспективных молодых людей и помогая им делать политическую, чиновничью, экспертную, журналистскую или академическую карьеру. Результаты этой политики оказались вполне себе блестящие: чего только стоит Збигнев Бжезинский — один из ведущих идеологов внешней политики США и главный интеллектуальный лидер геополитических «ястребов», родившийся по официальной биографии в Варшаве, по неофициальной — в Харькове. Или Мадлен Олбрайт — Государственный секретарь США при Билле Клинтоне, урожденная Мария Корбелова, чешская еврейка.