Альберт Норден - Некоронованные Властители

Поскольку централизация государства играет важную роль в формировании нации, а Фуггеры понимали централизацию лишь в смысле великодержавной монархии и всемирной власти папы, которые отвечали их собственному стремлению к экономическому всевластию, они вступали в противоречие со всеми общественными течениями, стремившимися к устранению церковной эксплуатации и чужеземного гнета в германских землях.

Если, выступая в качестве представителей поднимавшейся буржуазии, Фуггеры способствовали развитию раннего капитализма, стимулировали экономический прогресс и разрывали тем самым, вольно или невольно, оковы феодализма, то своей приверженностью к династии Габсбургов, стремившейся к всемирному господству, они укрепляли основы феодализма и содействовали сохранению этого одряхлевшего, порочного реакционного строя.

Прежде чем продолжить рассмотрение экономических и политических деяний Фуггеров на стороне церкви и короны, познакомимся с их отношением к искусству и идейным течениям того времени.

Якоб Фуггер, родившийся в марте 1459 г., должен был стать священником; в 1478 г. он отказался от духовной карьеры и после довольно продолжительного пребывания в Венеции возглавил руководство фирмы «Якоб Фуггер и племянники». «Золотая контора» в Аугсбурге стала его царством. Здесь он правил, окруженный уникальными ценностями. Стены и потолки конторы были отделаны кленом, украшены темной и золоченой резьбой. В рабочем кабинете стояли тяжелые с подлокотниками мягкие кресла, обитые бархатом с вытканными на нем красными цветами. В большом, искусно сработанном шкафу с двухстворчатой дверью хранилась часть богатств Фуггеров: свертки с золотыми монетами, векселя, долговые письма. Письменный стол, тумбы которого изображали четырех сидящих львов, богато инкрустированный золотом и перламутром и покрытый светло–зеленой мраморной плитой с черными и белыми прожилками, был набит грамотами и актами с тяжелыми печатями. Все это увенчивал герб Фуггеров — чеканные золотые лилии на голубом поле. В такой же роскоши утопали семейные покои дома Фуггеров у Винного рынка.

Картины и фрески знаменитых художников, дорогие ковры, насчитывавшая 15 000 томов, включая греческие и латинские рукописи, библиотека, собранная агентами фирмы на Востоке и в европейских столицах, украшенные тосканскими колоннами из красного мрамора сады и дворики с арками в стиле итальянского Ренессанса, статуи и многое другое должны были свидетельствовать о художественном вкусе и любви к коллекционированию хозяев торгового дома. В течение 20 лет Фуггеры скупили в Аугсбурге 28 домов с садами и с 1512 по 1515 г. расширили свой дворец.

В их поместьях возвышались прекрасные замки, подобные тому, что был построен в Фуггерау (Каринтия). Там составлялись планы, велись переговоры о займах в масштабах континента, свершались и надежно хранились купчие на имения и баронии.

Клеменсу Зендеру, аугсбургскому хронисту того времени, было поручено воздвигнуть этой могущественной денежной державе XVI в. словесный памятник: «Имена Якоба Фуггера и сыновей его брата знал всякий во всех королевствах и землях, равно как и в языческом мире. Император, короли, князья и знатные господа слали к нему своих послов, папа приветствовал его, как родного сына, и раскрывал ему свои объятья, кардиналы вставали при его появлении. Все купцы мира чтили в нем светлый ум, и язычники приходили от него в изумление. Он был украшением всей земли немецкой» [63] A. Stäuber. Das Haus Fugger, S. 36. .

Это «украшение всей земли немецкой» никогда не мучилось угрызениями совести. Ведь Якоб Фуггер сам похвалялся тем, что не знал «нарушений сна», что «вместе с рубашкой снимал с себя на ночь все заботы и тревоги дел торговых» [64] Там же, S. 38. .

Каждый, кто сталкивался с Фуггерами, понимал, что это были не просто купцы и предприниматели.

Их дворцы и предприятия, их факторы и служащие, их связи и слава свидетельствовали о том, что они олицетворяли общественную силу, с которой каждый должен был считаться. Если они, их родственники или эмиссары отправлялись в путь, их сопровождала кавалькада до зубов вооруженных слуг, привлекавших к себе всеобщее внимание уже своим богатым платьем. Репрезентативность была частью торговых дел.

У того, кто входил в принадлежавшие им великолепные дома в Аугсбурге, имевшие благородный вид и отличавшиеся богатой внутренней архитектоникой — в Женское подворье у Винного рынка, в Гостиный зал у Скотного рынка и, конечно, в «Золотую контору», — должно было возникнуть впечатление, что он оказался не только в центре экономической власти, но и в центре духовной жизни, прежде всего — искусства. Так ли это было? Или, как это часто бывает, искусство и здесь было лишь предметом придворной роскоши, дымом фимиама, за завесой которого хотели скрыть жестокую силу господства над угнетенными и обездоленными?

Меценатство Фуггеров в отношении искусства немецкого Ренессанса, о котором столь много пишут буржуазные историки, не является чем–то необычным, а факты свидетельствуют, что ни один из видных представителей этого семейства — разве лишь за исключением Раймунда Фуггера — не проявлял подлинного интереса к новым тогда вопросам художественного творчества. Нам не известно, чтобы кто–либо из Фуггеров поддерживал прочные дружеские связи с тем или иным художником, в то время как до нас дошли сведения о подобных отношениях между нюрнбергским патрицием Виллибальдом Пиркгеймером и Альбрехтом Дюрером или даже между саксонскими курфюрстами и Лукасом Кранахом Старшим.

Толстые книги об отношении Фуггеров к искусству больше повествуют о сделках по продаже накопленных ими произведений искусства, столового серебра и земельных участков под застройку, о торговле дорогими тканями и драгоценными камнями, о пожертвованиях и подарках, делавшихся по дипломатическим соображениям, и о расширении экономического господства Фуггеров, нежели об их художественных интересах и эстетических взглядах. Это относится прежде всего к Якобу Фуггеру Богатому, наиболее полно воплотившему в себе черты типичного представителя бурно развивавшегося раннего капитализма. Несмотря на делавшиеся им заказы и приобретения работ мастеров, даже люди, восхвалявшие добродетели Якоба Фуггера, не могли засвидетельствовать, что его отношение к искусству было неподдельным [65] Norbert Lieb. Die Fugger und die Kunst im Zeitalter der Spätgotik und frühen Renaissance. München, 1952, S. 287. — Schwäbische Forschungsgemeinschaft bei Kommission für bayerische Landesgeschichte, Reihe 4, Bd. 1, «Studien zur Fuggergeschichte», Bd. 10. .

Заказывая или покупая художественные произведения, Фуггеры использовали их для упрочения и для отображения своего положения в обществе, для формирования и распространения взглядов, которые подкрепляли их экономические и социальные устремления. Раздаривая произведения искусства церквам, они демонстрировали свою приверженность к католицизм му и неприятие идей Реформации, получивших широкое распространение именно в Аугсбурге. Демонстративным «благочестием», стремлением к славе и княжеской роскошью они подчеркивали свою исключительность по сравнению с низшими слоями бюргерства, свою обусловленную финансовыми интересами близость к римской церкви и к католическому императорскому двору, право на власть над своими подданными. Алтари, надгробия и другие предназначенные для широкой публики произведения искусства обладают большой выразительной силой. В благодарность провидению за поддержку в торговых делах Фуггеры построили на свои средства капеллу при церкви св. Анны в Аугсбурге, потребовав, чтобы в ней находился только их фамильный герб [66] Norbert Lieb. Die Fugger und die Kunst im Zeitalter der Spätgotik und frühen Renaissance, S. 137. , и никакой другой.