Дмитрий Волкогонов - Триумф и трагедия, Политический портрет И В Сталина (Книга 2)

...Стряхнув воспоминания, Сталин повернулся на шаги вошедшего.. Но это была не привычная фигура Поскребышева, которого в ноябре 1952 года по настоянию Берии Сталин согласился наконец отстранить от работы, как позже и Власика. Вчера Берия, который становился ему день ото дня все подозрительнее, что-то говорил насчет того, что,"возможно, Поскребышев связан с делом врачей и его придется проверить". Пусть "проверяет". Так же, как "проверяли" недавно все ленинградское руководство и их "выдвиженцев" .в Москве и других городах, как "проверяли" дело, связанное и Еврейским антифашистским комитетом, возглавляемым С. А. Лозовским, которого Сталин хорошо узнал за войну (он возглавлял Совинформбюро), как "проверяли" недавно возникшее дело "врачей-отравителей". Слава богу, он старается обходиться без их помощи. Сколько императоров, королей, президентов, вождей в истории придворная лекарская курия незаметно отправила на тот свет... Кто скажет? Главное: не доверяться этой публике, которую наверняка обрабатывает и сам Берия...

Сделаю еще одно отступление. Я уже сказал, что незадолго до своей смерти Сталин после долгих нашептывании Берии согласился на устранение своих двух самых верных помощников-А, Н. Поскребышева и Н. С. Власика. В конец жизни "вождь" не верил никому. Да, никому. Не верил и Берии, но не мог не поддаться, .когда тот долго и настойчиво компрометировал Поскребышева и Власика, проработавших около него более двух десятков лет. О том, что Сталин не доверял Берии, свидетельствует такой документ. . Генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик был арестован 16 декабря 1952 года. Его допрашивал сам Берия, а также Кобулов и Влодзимирский. Начальнику Главного управления охраны МГБ Власику было предъявлено обвинение в "потакательстве врачам-отравителям", знакомстве со "шпионом" В. А. Стенбергом, а также в злоупотреблении служебным положением ("использование казенных продуктов"). Но главное, конечно, было не в этом трафаретном наборе обвинений. В письме на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР К- Е- Ворошилова в мае 1955 года из Красноярского края, где бывший генерал-лейтенант находился в ссылке, говорилось:

"Глава правительства (именно так в письме Власик называет Сталина.-Примеч. Д. В.), находясь на юге после войны, в моем присутствии выражал большое возмущение против Берии, говоря о том, что органы государственной безопасности не оправдали своей работой должного обеспечения... Сказал, что дал указание отстранить Берию от руководства в МГБ. Спрашивал у меня, как работают Меркулов, Кобулов и впоследствии - о Тоглидзе и Цанаве, Я рассказал ему, что знал... И вот я потом убедился, что этот разговор между мной и Главой правительства стал им доподлинно известен, я был поражен этим..."

Нетрудно представить, что Берию больше всего беспокоило отношение к нему Сталина. Но как он узнал о словах Власика, сказанных наедине "вождю"? Может быть, их высказал Сталин сам своему Фуше? А, может быть, Берия подслушивал и самого "Хозяина"?!

Далее Власик в своем письме на имя Ворошилова продолжает: после вызова на допрос к Берии "я понял, что кроме смерти мне ждать больше нечего, т. к. еще раз убедился, что они обманули Главу правительства... Они потребовали показаний на Поскребышева, еще два раза вызывал Кобулов в присутствии Влодзимирского. Я отказался, заявив, что у меня никаких данных к компрометации Поскребышева нет, только сказал им, что Глава правительства Одно время был очень недоволен работой наших органов и руководством Берии, привел те факты, о которых говорил мне Глава правительства - о провалах в работе, в чем он обвинял Берию... За отказ от показаний на Поскребышева мне сказали- подохнешь в тюрьме..."

. Добавлю лишь, что вчерашние "сотоварищи" применили к Власику весь комплекс "мер" по добыванию показаний. Ко мне, писал Власик, было применено "недопустимое издевательство". При "моем возрасте и состоянии здоровья я не мог выдержать. Получил нервное расстройство, полное потрясение и потерял абсолютно всякое самообладание и здравый смысл... Я не был даже в состоянии прочитать составленные ими мой ответы, а просто под ругань и угрозы в надетых острых, въевшиеся до костей наручниках, был вынужден подписывать эту страшную для меня компрометацию... в это время снимались наручники и давались обещания отпустить спать, чего никогда не -было, потому что в камере следовали свои испытания...".

Таковы были "дворцовые." нравы. Следили за всеми. Никто, абсолютно никто не был освобожден от подозрений. Берия чувствовал охлаждение к нему "вождя" и мог ждать любого поворота событий. Но Сталин выжидал, что-то обдумывал, внешне оставаясь таким, как прежде. Может быть, был прав Ришелье:

"Умение скрывать - наука королей"?

Но вернемся к нашему повествованию.

...На пороге вместо Поскребышева стоял новый порученец с папкой бумаг. Поскребышева заменить было трудно, и Сталин уже три месяца не мог сделать окончательного выбора -кто станет таким же оруженосцем, как опальный помощник?

Кивнув головой на стол, куда В. Н. Малин положил папку с документами, подготовленную в секретариате "вождя" (за ним наблюдал по его поручению сейчас Маленков), Сталин, не отвечая на приветствие, бросил:

- Пусть мне позвонит Маленков.

- Будет исполнено, товарищ Сталин! Через две-три .минуты в трубке звучал голос его фаворита, исторгающий наивысшую готовность выполнить любую волю "Хозяина".

- Вечером я схожу в Большой... Проследите. Бумаг больше не присылайте, а завтра вечером вы, Хрущев, Берия,- помолчав, добавил,- и Булганин, приезжайте ко мне,

- Хорошо, товарищ Сталин! Все прослежу, рассмотрю документы, передам Ваше распоряжение указанным товарищам... Все будет сделано!

Сталин, не дослушав скороговорки Маленкова, положил трубку. Предательская слабость, легкое головокружение не проходили. Хотя он всего месяц-полтора как приехал из Сочи, обычного облегчения, свежести не наступило. Рассмотрев документы, Сталин стал изучать газеты, журналы, переводы зарубежных статей и книг. Вечером Сталин в сопровождении дюжины телохранителей отправился в Большой театр на балет "Лебединое озеро". Около ложи его ждал директор .(он же - комендант) театра, работник МГБ А. Т. Рыбин. Сев в угол пустой ложи (раньше иногда он, бывало, приглашал Молотова или Жданова), Сталин отрешенно смотрел на сцену, зная до мелочей каждый нюанс хореографии и музыки спектакля. Не дожидаясь окончания последнего акта, уехал. Смутная тревога не покидала диктатора: усиливающаяся слабость пугала его. Он не был мистиком, но всю жизнь видел эфемерные контура личных опасностей. Сталин чувствовал, что -сейчас одна из них рядом. И видимо, она реальна.

28 февраля 1953 года, встав позже обычного, Сталин почувствовал, что незаметно вошел в норму, настроение поднялось. Почитал сводки из Кореи, протоколы допросов "врачей-отравителей" М. С. Вовси, Я. Г. Этингера, Б. Б. Когана, М. Б.. Когана, А. М. Гринштейна. Немного погулял. Поздно вечером, как он и распорядился, на дачу приехали Маленков, Берия, Хрущев и Булганин. Ужинали. Обговорили (считай-решили), как всегда, уйму вопросов. Булганин подробно обрисовал военную обстановку в Корее. Сталин еще раз убедился, что ситуация там патовая и решил назавтра через Молотова посоветовать китайцам и корейцам "торговаться на переговорах до последнего", но в конце концов идти на прекращение боевых действий.