Николай Руднев - Командир легендарного крейсера

Прохождение моряков «Варяга» и «Корейца» по Невскомупроспекту.

звучала команда: «Встать, смирно!» В зал вошел царь с семьей и свитой.

Окинув взглядом присутствующих, Николай направился к специально приготовленному для него столику и произнес краткую речь. Поблагодарив «верных сынов» за «выполнение верноподданнического» долга, он закончил здравицей в честь офицеров и матросов обоих кораблей и опрокинул в широко раскрытый рот увесистую чарку водки, которая, вероятно, была уже не первой в это утро. Подобревший монарх затем обошел матросские столы, невнятно бормоча слова благодарности. Слабость к хмельному Николай унаследовал от

отца, Александра III, который выпивал в один присест четверть водки.

После завтрака матросам предложили взять на память столовые приборы. Слышались соленые шутки:

— Глянешь на ложку и вилку — сразу вспомнишь царя-батюшку!

— Смотри, браток, как бы за эту ложку и вилку с тебя потом семь шкур не спустили!

— Чего доброго, а в этом можешь не сомневаться. Чай, царь-то не лучше своего сородича, нашего «зубо-чиста» Кирилла!

— Ребята, а водку-то он как дует! — восклицал молодой вертлявый матрос, не по возрасту отрастивший пышные усы.— Вот уж, мать честная, не думал, чтобы цари так пили. Наш боцман на что мастак по этой части, да и тот кривится, когда стопку опрокидывает, а этот и глазом не моргнул!

Все рассмеялись. Кто-то добавил:

— А чарка-то какая: медведя можно уложить!

Членов экипажей «Варяга» и «Корейца» посадили

на расцвеченные флагами катеры и перевезли на другой берег Невы, в народный дом. Здесь после выступлений ораторов, прославлявших доблесть и мужество моряков, им была показана пьеса «Петр Великий». Вечер завершился апофеозом. Поднялся занавес, и перед глазами зрителей в туманном мареве предстали русские корабли, на одном из которых возвышалась аллегорическая фигура России, а народ приветствовал моряков. Хор в сопровождении оркестра исполнил кантату :

Пусть льется песнь могучая Про слаоные дела.

Как полдень знойный жгучая.

Прекрасна к светла!

Греми, греми, победная.

Несись из края в кран И всем ты, заповедная,

• Примеры подавай!

Сыны «Варяга» славного.

«Корейца» храбрецы!

На свете нет вам равного.

Герои-удальцы!

С отвагой, молодечеством Вы шли в кровавый бой.

Гордясь своим отечеством.

Живя его судьбой!

Спектакль и концерт глубоко тронули простые матросские сердца и в каждом оставили на всю жизнь светлые воспоминания.

После прогулки по саду моряков пригласили в большой зал на сбод.

Насыщенный впечатлениями день подходил к концу. Матросов временно прикомандировали к 14-му и 18-му флотским экипажам. Служившие в них моряки приняли товарищей с исключительной теплотой.

Поздно вечером возвратился Руднев домой к ожидавшей его с нетерпением семье. Превозмогая усталость, он делился впечатлениями незабываемого дня. Казалось, никогда еще не чувствовал он себя так счастливо.

— Ты, папа, сегодня снова шел под флагом «Варяга»,— заметил сын.

— Ты прав, Гога, но это мое последнее выступление под священным флагом с любимыми матросами...

На следующий день с самого раннего утра квартиру Рудневых стали осаждать десятки репортеров русских н иностранных газет. Немалого труда стоило Марии Николаевне уговорить их не беспокоить больного мужа.

Проснувшись, Руднев сказал, что чувствует себя лучше, хотя головная боль не прекращалась. Он нс знал тогда, что этот мучительный недуг останется на всю жизнь.

Руднев отправился в главное адмиралтейство к морскому министру вице-адмиралу Авелану для доклада и получения нового назначения.

Свежий ветер гнал тучи в сторону моря, очищая небо. Купол Исакневского собора, адмиралтейская игла и шпиль Петропавловской крепости сверкали под лучами апрельского солнца, обещавшего погожий день. Коляски, кареты, извозчичьи пролетки развозили своих седоков по так называемым присутственным местам. Изредка появлялся окутанный клубами дыма автомобиль на высоких колесах.

Руднев шел не спеша по набережной Невы, глубоко вдыхая свежий речной воздух. Мальчишки-газетчики бойко предлагали свой товар прохожим, выкрикивая при этом важнейшие известия и забавно перевирая их. Худой, чумазый мальчуган подбежал к Рудневу и крикнул:

— Вчера прибыли на Николаевский вокзал крейсера «Варяг» и «Кореец»!

Руднев остановился. Мальчик протянул ему номер газеты.

— Вот, господин капитан, здесь портрет самого Руднева. Он очень похож на вас!—улыбаясь, сказал мальчишка, заглядывая в лицо Рудневу.

— Нет,— улыбнулся Руднев,— мало похож! — Ион протянул газетчику блестящий рубль. При виде такой крупной суммы, составлявшей почти двухнедельный заработок паренька, тот растерялся.

— У меня, господин капитан, сдачи нет.

— А мне сдачи и не надо, это тебе на память, а за газету получи пятачок!

На первой странице газеты крупным шрифтом сообщалось о приеме царем героев Чемульпо. Это представлялось как «монаршее благоволение». Руднев иронически улыбнулся.

В адмиралтействе Руднев встретился со многими знакомыми, уже занимавшими в то время высокие должности. Он знал их поучению в морском училище и практическим плаваниям. К Рудневу они отнеслись с притворной предупредительностью, но в душе их, кроме зависти, ничего не было. Только немногие настоящие друзья искренне поздравили Руднева.

Авелан принял Руднева с преувеличенной любезностью. Руднев, умудренный опытом, не очень поверил в искренность министра. Беседа длилась долго. Пришлось подробно рассказать об отдельных фазах боя. Затем Авелан сообщил Рудневу, что тот временно прикомандировывается к 18-му флотскому экипажу на время лечения и составления полного отчета о бое.

Руднев спросил о судьбе матросов. Министр достал из папки циркуляр и не без ехидства сказал:

— Извольте ознакомиться, Всеволод Федорович.

Оказалось, что все матросы уже распределены по

177

12 Н. В. Руднев

флотским экипажам и должны отправляться в различные города: Кронштадт, Либаву, Ревель. Севастополь. Николаев, Владивосток и другие, причем большая и* часть посылалась в самые отдаленные порты и лишь немногие оставались в петербургских экипажах. Горькая обида охватила Руднева за своих матросов. Вместо того, чтобы укомплектовать такими боевыми кадрами какой-нибудь строящийся корабль, их рассредоточивали! Вот оно «монаршее благоволение»!