Вардан Багдасарян - Антироссийские исторические мифы

Революционный Тегеран, с которым ассоциировался мусульманский фундаментализм, провозгласил устами Хомейни «экспорт исламской революции». Естественно, что Афганистан как пограничное государство должен был одним из первых подвергнуться хомейнизации. Проводниками тегеранской политики в Афганистане выступали хазарейцы, исповедующие шиитскую версию ислама и ставшие жертвами масштабных репрессий со стороны аминовского режима. Революционная исламизация Афганистана приводила к созданию «зеленой оси» Тегеран – Кабул – Исламабад. «Джихад меча» велся на афганской земле еще до прихода советских войск. Фундаменталистские мятежники сжигали светские школы, убивали учителей, детей-учеников и т. п. На вопрос, адресованный одному из пленных моджахедов о мотивах убийства школьников, тот отвечал, что это осуществляется ради их спасения от неверных.

В афганском геополитическом клубке переплелось множество интересов, конспирологических замыслов, мегаисторическая борьба и субъективные амбиции. Современный миф о советской агрессии в Афганистане как волюнтаристской прихоти четырех кремлевских старцев несостоятелен и является следствием преднамеренной демонизации исторического прошлого СССР.

В перестройку в общественном сознании утверждалась мысль о необходимости пересмотра отечественной истории, особенно советского ее периода. Это преподносилось как выявление белых пятен в истории и отказ от догм советской историографии. Безусловно, освещение истории СССР с позиций марксизма-ленинизма в значительной мере носило идеологизированный характер. Но это не умаляло значения сделанного советскими историками в непростых для научного творчества условиях.

Пересмотр истории имел определенные положительные результаты. Восстанавливалась память о недостаточно известных или вовсе неизвестных событиях, именах. Появилась возможность иначе посмотреть на социальные процессы, выявлялись новые механизмы общественного развития. Но представление о том, что «теперь-то мы, наконец, узнали подлинную историю», оказалось иллюзорным.

Пересмотр зачастую подразумевал простую смену акцентов в оценках. Героизация истории сменялась рассмотрением ее как цепи преступлений и ошибок, превращаясь в итоге в сплошную трагедию. Так, в освещении Великой Отечественной войны стали доминировать сюжеты о поражениях Красной армии в 1941 г., о якобы бессмысленных и огромных советских потерях, о непрофессионализме высшего советского руководства, о необоснованных репрессиях против ряда народов, о генерале Власове как борце с тоталитарным советским режимом и т. п. В результате победа, являвшаяся предметом особой национальной гордости советского народа, превращалась в некую случайность, выстраданную вопреки всем объективным обстоятельствам. Подобная картина наблюдалась и по другим проблемным вопросам. Опасность мифа заключалась в том, что он, по сути, лишал общество его истории, а народ – своих корней [229] См.: Преподавание истории в России и политика. Материалы круглого стола. – М., 2010. .

Миф возник после публикации 13 марта 1988 г. в «Советской России» указанной статьи. Ее автор – преподаватель химии ленинградского вуза Нина Андреева. Фактическое авторство иногда приписывают Е. К. Лигачеву, но он это отрицает. Статья стала одним из элементов острой общественной дискуссии о Сталине и сталинизме, в которой к 1988 г. преобладал резко критический тон. Н. Андреева, не отрицая негативных сторон советской истории периода 1930–1950-х гг., призвала к более объективному освещению сталинской политики. Трагические моменты, по мнению автора, не могут заслонить великих свершений советского народа. Н. Андреева указала на опасность нигилистического отношения к истории.

На короткое время статья стала предметом изучения в партийных организациях и идеологическим ориентиром. Но очень быстро ситуация резко изменилась. Два дня подряд по 6–7 часов (!) Политбюро обсуждало статью. М. С. Горбачев, А. Н. Яковлев, В. А. Медведев, а вслед за ними и другие члены Политбюро осудили статью, назвав ее антиперестроечным манифестом. 5 апреля в «Правде» было дано опровержение статьи.

По прошествии времени статья Н. Андреевой представляется вполне взвешенной в русле заявленной лидерами перестройки верности социалистическому выбору. Тем более что название статьи фактически заимствовано из выступления М. С. Горбачева на пленуме ЦК КПСС в феврале 1988 г., на котором он заявил о приверженности принципам социализма. Однако в 1988 г. любые попытки объективно разобраться в личности и деятельности Сталина встречали резкий отпор со стороны радикальной интеллигенции и части высшего руководства. Тогда же возник стилистически характерный как раз для сталинских времен термин «нинандреевщина». Осуждение статьи Андреевой на столь высоком уровне было важным сигналом, свидетельствовавшим о серьезности намерений высшего руководства страны в плане отказа не только от социалистических ценностей, но и от защиты истории от искажений.

История ГКЧП была короткой, но оставила после себя немало домыслов.

Прежде всего это квалификация событий 19–21 августа 1991 г. как путча. Такое определение, озвученное в те же дни президентом Б. Н. Ельциным, не позволяет четко ответить на вопросы о том, кто и против кого устроил путч. С формально-юридической стороны путч – это тяжкое государственное преступление, а совершившие его подлежат суровой уголовной ответственности. Но суд по делу ГКЧП вследствие объявленной амнистии до конца доведен не был, а презумпция невиновности не позволяет называть людей преступниками лишь на основании факта участия в комитете.

Но и с фактической стороны термин «путч» сомнителен. Его организаторы обладали полнотой государственной власти и не претендовали на большее; они не лишали полномочий президента СССР М. С. Горбачева; их действия не только не несли угрозы СССР, но были направлены на его сохранение. Введенные по приказу ГКЧП в Москву войска не сделали ни одного выстрела, не захватили ни одно здание. Единственный конкретный шаг, на который осмелились члены комитета, – решение о приостановлении выпуска ряда газет, так, впрочем, и не доведенное до исполнения.

Еще один домысел связан с информацией о якобы готовившемся штурме Белого Дома, где находилось в те дни российское руководство. Иллюзия реальности штурма поддерживается широко известными фактами массовых действий по организации обороны Белого Дома. Однако сама по себе организация обороны еще не свидетельствует о неизбежности нападения. Уже вскоре после поражения ГКЧП стало ясно, что никаких приказов на штурм Белого Дома отдано не было. Выдвинутые Горбачевым члены ГКЧП сами действовали в русле горбачевской линии на ненасилие и не брали на себя ответственности. В ночь, когда ожидался штурм, российское руководство оставило своих защитников и укрылось в бункере Белого Дома, где имелось все необходимое для жизни. Российскому президенту была предоставлена возможность укрыться на территории американского посольства, но он в последний момент отказался.