Себастьян Хаффнер - Уинстон Черчилль

В сентябре Криппс объявил о своём выходе из кабинета министров, и именно таким образом, что он отчётливо взял на себя роль соперника Черчилля от оппозиции. Черчиллю удалось добиться от него отсрочки до предстоящих крупных операций в Северной Африке. Эти операции принесли поворот в ходе войны, и Черчилль был спасён, а Криппс потерпел неудачу. Черчилль понизил его в должности до министра вооружений военно–воздушных сил, и Криппс никогда более не становился ему опасен.

Такие эпизоды являются разоблачающими, и их результат имеет определённую автоматическую справедливость: будь Криппс Робеспьером, каким он казался многим, он не исполнил бы просьбу об отсрочке. Он бы провёл дуэль в момент наибольшей слабости Черчилля, и нельзя исключить, что Черчилль тогда в октябре 1942 года был бы свергнут, как это произошло с Асквитом в декабре 1916, и что Криппс стал бы Ллойд Джорджем Второй мировой войны.

Было ли бы это несчастьем — кроме как для Черчилля? Криппс не был генералиссимусом и героем войны, как Черчилль, он был чистым политиком. Но основы военной окончательной победы были заложены осенью 1942 года (несмотря на все поражения года, которые столь шокировали страну и которые Черчилль своим глубоким стратегическим взором рассматривал как эпизоды, которым они и были), и политик Криппс возможно лучше бы вписался в ландшафт второй половины войны, чем Черчилль.

Всё же под поверхностью открытого волнения по поводу военных поражений 1942 года были также более глубокие, преждевременно не озвученные опасения по поводу общей политики Черчилля, которые вызвали кризис 1942 года. Распространялось ощущение, что втихомолку разыгрывается чересчур высокая, слишком рискованная игра, и это чувство было более оправданным, чем преходящее разочарование по поводу его военного руководства. Победами следующих двух с половиной лет оно было вместе с этим разочарованием снова приглушено, однако оставалось живым под поверхностью, и в июле 1945 года разразилось неожиданным взрывом, который смёл Черчилля.

В великом альянсе союзников, который создали в 1941 году Черчилль и Гитлер в почти что мистическом сотрудничестве, отмечавшем их отношения с начала до конца, Англия несомненно была самым малым и самым слабым партнёром. Её естественной политикой было бы отныне делать себя полезной в качестве соединительного звена столь долго, сколько необходимо, по возможности сберегать свои силы, а в остальном, когда для того придёт время, обеспечить, чтобы неминуемая победа её исполинских партнёров не стала бы слишком уж полной и чтобы побеждённые державы каким–то образом оставались бы в качестве факторов мирового равновесия.

Черчилль вероятно видел всё это. Однако он видел также более славную возможность. Он полагал, что видит путь, каким образом Англия, будучи хотя и самым малым из партнёров, могла бы господствовать и направлять большую коалицию — он считал себя способным так сказать посредством хвоста вилять собакой. Он не хотел оставить победу неполной, он вместе с Мальборо не хотел олицетворять своего партнёра по политической игре Болингброка, который за спиной тогдашнего генералиссимуса подготавливал полезный, хотя также и несколько подлый сепаратный мир с Людовиком XIV. Это было противно его природе. Однако он хотел не только уничтожить Гитлера, но и одним ходом исключить Сталина и обуздать Рузвельта — настолько крепко обуздать, чтобы Америка никогда больше не смогла бы отделиться от Англии.

Для этого ему требовался такой ход войны, который физически исключает Россию из Европы. А для этого целью большого англо–американского наступления должна быть сделана Восточная Европа, не Западная Европа. Тот же самый удар, который сломит мощь Германии, должен вбить стальной клин между Россией и Европой. Однако это означало: он должен производиться не с Запада, а с Юга, не на основе Англии, а на основе Северной Африки, не через Ла — Манш, но через Средиземное море, не с направлением удара Париж — Кёльн-Рур, но с направлением удара Триест — Вена-Прага — и затем далее на Берлин или вовсе на Варшаву.

Если это удастся, то в конце войны в Европе будут стоять только объединённые армии Англии и Америки и только они будут в Европе господствовать. Россия не выйдет за пределы своих границ. Франция не станет снова театром военных действий, она снова возникнет нетронутой и невредимой — освобождённой и слегка пристыженной. И в англо–американской комбинации, которая теперь должна будет придать новый облик освобождённой и оккупированной Европе, Черчилль предполагал оставаться задающим тон.

Ослепляющее видение. Однако как его воплотить в реальность? Как провести эту стратегию? Её политическую цель Черчилль никогда не мог изложить открыто: уж конечно не в отношении России, но также и не в отношении Америки. А стратегические причины все говорили против этого: естественно, что это означало потерю времени и ослабление — делать громадный окружной путь через Северную Африку вместо прямого пути через Францию: любой военный ученик мог это видеть, и американские военные во главе с Маршаллом и Эйзенхауэром не уставали горячо убеждать в этом.

Но у Черчилля на руках был козырь: Америка отставала от Англии на два года, как в ведении войны, так и в подготовке к войне. Если она не желала бездеятельно ждать, пока через два или три года она сможет вести свою собственную войну — а Америка страна нетерпеливая — тогда ей ничего не остаётся, как для начала принять войну Англии такой, где она имеется, и сначала ещё малыми, лишь постепенно растущими силами присоединиться к Англии для усиления. И Англия была готова пригласить на танец — в Северной Африке.

Ни Рузвельт, ни Сталин не были заинтересованы в том, чтобы поддерживать южную стратегию Черчилля и его политические тайные намерения — Сталин даже был заинтересован помешать их осуществлению, и он сделал для этого всё что мог. И всё же сначала Черчилль провёл эту стратегию. А именно сделал он это летом 1942 года, в то время, как на всех фронтах ему наносились удары, а дома под ним шаталась земля.

Черчилль 1942 года не был больше человеком судьбы. Дерзкая игра, которую он тогда начал, в конце концов была проиграна, и мгновение, в которое он действительно творил мировую историю, уже прошло, хотя он этого ещё не знал. Однако если кто хочет восхититься Черчиллем на вершине его личной силы и великолепия, то сделает верно, посмотрев на Черчилля в 1942 году. Казалось, что этим летом у него двадцать рук. Он защитил свою шкуру в парламенте, нейтрализовал Криппса, планировал военные кампании со своими начальниками штабов, управлялся с американскими посланниками, летал в Египет и смещал и назначал генералов, летал в Вашингтон и умолял Рузвельта, летал в Москву и воевал со Сталиным. Никогда он не был столь похож на бульдога, который хватает и не отпускает, а всё глубже вонзает свои зубы, чем больше его избивают. И в конце года он это сделал, у него было всё, чего он желал: Гитлер и Сталин вцепились друг в друга в глубине России, Роммель разбит и Средиземное море открыто, Америка вступает в Северную Африку на стороне Англии. Всё было готово к прыжку через Средиземное море в следующем году. Между тем воздушные армады начали долбить по Германии. Казалось, что Черчилль на переломе 1942–1943 гг. держит мир в своём кулаке.