Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)

Однако у юноши вызывала отвращение не сама религия, а лишь религиозные книги. Всю жизнь он оставался верующим христианином. В отношении религии он скорее придерживался библейских советов: "Приемли ее для блага твоего!" Истинное христианство он усматривал в проявлении любви к людям.

Первая книга о природе, попавшая в руки Давида, - старинное описание лечебных трав. Ему захотелось отыскать в окружающей природе те травы, о которых в ней говорилось; рисунки в книге облегчали задачу. И хотя он был очень занят, все же ему удавалось урывать время, чтобы побродить в окрестностях Блантайра, поискать описанные в книге растения. Особенно манили его лесные возвышенности на юге поселка и берега Клайда. Он часто бродил там в сопровождении своих братьев.

Однажды Давид обнаружил морскую ракушку в каменной породе. Рабочие карьера не смогли объяснить этого чуда природы. Давид набил карманы ракушечником для коллекции.

Его интересовали также животные окрестных лесов, рыбы в Клайде и здешних прудах. И разумеется, он не был бы настоящим юношей, если б в нем не теплилась страсть к охоте: в каждом молодом сердце глубоко дремлет и с возрастом просыпается это наследие далеких предков. Давид ловит форель в ручьях и полагает, что там есть и лососевые. Однажды он забыл прихватить с собой сумку, в которую обычно складывал улов. И как на грех, в этот день Давид поймал рыбину внушительных размеров. Он прекрасно знал, что охота и рыбная ловля регулируются законом, - возвращаясь домой, Чарлз, его брат, спрятал добычу в штанину брюк; прихрамывая, как бы от боли, он брел через всю деревню с "сильно вздутой ногой". Каким бы строгим ни было воспитание в семье, братья Ливингстоны отнюдь не были тихонями.

Давид любил природу, стремился проникнуть в ее тайны; но страсть к науке не вязалась с мрачной перспективой провести всю жизнь у прядильной машины. Видимо, он рано почувствовал желание вырваться из стен фабрики, иначе трудно было бы понять его фанатическое рвение к учебе. Но едва ли удастся установить, когда такое смутное желание переросло в настойчивое стремление. Он работал на фабрике уже несколько лет, когда ему однажды попало в руки воззвание к английской и американской церкви евангелистского миссионера Гютцлава, направленное из Китая.

Для двадцатилетнего Ливингстона воззвание Гютцлава стало вехой в его жизни. Он решает следовать во всем Гютцлаву и отправиться миссионером в Китай. В семье одобряют это решение, отец счастлив. Обучение миссионерскому делу к тому же не чрезмерно дорого и доступно для семьи. В Англии имелось немало миссионерских обществ, которые охотно помогали несостоятельным молодым людям.

Но Давид не был намерен довольствоваться лишь ролью миссионера. Прообразом для него был Гютцлав, который оказывал людям медицинскую помощь и тем самым способствовал успеху миссионерской деятельности. Обучиться врачебному делу, конечно, сложнее, чем стать миссионером. Изучение медицины - длительное и дорогостоящее дело, к тому же надо платить за питание. Как выйти из положения ему, молодому рабочему, которому приходится четырнадцать часов в сутки простаивать у машины. Есть лишь одна возможность: любыми способами копить деньги. Отдавая матери заработок, он понемногу откладывает. Хотя прядильщики зарабатывали сравнительно неплохо, однако приходилось отказывать себе в том, без чего почти немыслимо обойтись не только в наши дни, но и тогда. Молодой Ливингстон изредка мог позволить себе купить ту или иную научную книгу. Другие расходы исключались.

Зимой 1836/37 года Давид поступает на медико-хирургический факультет и направляется с отцом из Блантайра в Глазго, чтобы подыскать комнату для жилья; в кармане у него лежал перечень адресов, который передал ему один из друзей. Целый день пришлось бродить по заснеженным улицам университетского городка: комнаты оказались не по карману. Но после долгих мытарств удалось все же найти комнатушку за два шиллинга в неделю.

В первый зимний семестр Давид слушал лекции главным образом по медицине, кроме того, небольшой курс древнегреческого языка и теологии. Здесь он познакомился с одним студентом, готовившимся стать ассистентом профессора химии. В комнате, где проживал будущий ассистент, стоял верстак, а рядом ручной токарный станок, вокруг лежали всевозможные инструменты - вначале предстояло овладеть ремеслами. В свободное время у него собирались студенты, среди них бывал и Ливингстон. Он хорошо понимал, что одинокому, бог весть куда заброшенному миссионеру надо быть мастером на все руки ("a Jack of all trades"), если он хочет иметь успех у населения.

Выходные дни Давид обычно проводил в родительском доме. В субботний вечер у пылающего камина собиралась вся семья, студент рассказывал о пережитом за прошедшую неделю. При всей строгости утвердившихся принципов семейная жизнь Ливингстонов протекала довольно счастливо. Давид относился к отцу с большим уважением. Несмотря на глубокое благочестие, Нейл Ливингстон живо интересовался тем, что в науке именуется "мировым прогрессом", охотно читал описания путешествий, особенно записки миссионеров. Душой семьи, видимо, была мать, маленькая, хрупкая женщина с поразительно красивыми глазами, которые вместе с другими ее достоинствами - веселым, жизнерадостным характером, добросовестностью, духовной чистотой и верностью долгу - унаследовал ее второй сын.

После первого курса, в апреле 1837 года, в родной поселок вернулся теперь уже двадцатичетырехлетний юноша и снова приступил к той же работе на прядильной фабрике: нужны были деньги для дальнейшей учебы. Однако ему все же не удалось накопить денег для второго учебного года в Глазго, и он вынужден был немного занять у старшего брата. Друзья сочувственно отнеслись к его стремлениям и посоветовали обратиться в Лондонское миссионерское общество с просьбой о помощи. Но как ни трудно было, Ливингстон медлит: он привык самостоятельно пробивать себе путь в жизни, не хотел быть зависимым. Только когда он убедился, что общество не придерживается слепо церковных догм, он решился, да и то "не без опасений", установить с ним связь. Миссионерское общество почти не оказывало ему помощи во время учебы, и много лет спустя он писал со справедливой гордостью: "Я и гроша ни от кого не получил, чтобы осуществить свое намерение отправиться в Китай для миссионерской и врачебной деятельности. Лишь мои старания и мои скудные средства открывали мне эту возможность". Эта непреклонная воля и стремление к независимости и самостоятельности постоянно проявлялись в нем и во время миссионерской деятельности. И умер он в одиночестве в глубине Африканского материка.

Миссионерское общество пригласило его в столицу для первого знакомства. В то же время сюда направлялся еще один соискатель, по имени Мур. Они повстречались на постоялом дворе, познакомились и затем вместе бродили и любовались достопримечательностями столицы. Выдержав экзамен, они посетили Вестминстерское аббатство, старались все осмотреть, ходили от гробницы к гробнице и благоговейно вчитывались в имена выдающихся англичан, похороненных в Вестминстере. Им и в голову не могло прийти, что один из них когда-то найдет здесь вечный покой.