Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 1)

Отец и малые сыновья его - Петр и Василий - стояли над обрывом в голой чаще тальников.

- Смотрите, ребята, как пошла река, - говорил Егор. - Запомните, как стояли мы перед дремучей тайгой, собирались хлебушко сеять, а лед ломало... Вам, ребята, жить тут, отец вас сюда привез и поселил... Вы, ребята, возрастете и с отца спросите.

Егор хотел оказать детям, что как река ломает лед, так и он ломает тут на релке древнюю чащу, начинает новую жизнь.

- Помните, ребята, первый ледоход. Весна началась...

Прожит без малого год, самый трудный, первый год, первая злющая голодная зима. Одним этим половина дела сделана. Выжил человек, вытерпел. Теперь, Егор, прилежи руки - и вот она перед тобой, новая жизнь, возьми ее, полей землю потом!

Подошел Федор и с живостью подмигнул Кузнецову:

- Река пошла... Жди гостей. Торгованы теперь потянутся. Эх, Кондратьич, на торговой реке живем!

- На вольной земле стоим, Кузьмич, - отвечал Егор.

Васька насмотрелся на движущиеся льды, и, когда ушел с берега, все пеньки и коряги и вся релка поплыли у него перед глазами.

День и ночь мимо селения проплывали ледяные поля.

- Тут и ледоход не такой, как у нас, - говорила Наталья. - Быстро несет.

На другой день к вечеру река очистилась, набухла, и в сумерках последние белые льдины проносились по ней, как белые птицы по воздуху.

Подул теплый ветер. Ночью прошел дождь. С криками полетели караваны гусей.

Наутро Егор с отцом, братом и сыновьями в дыму костров, с ломами и мотыгами в руках чистили свою землю.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

За голыми тальниками блестит вода. Даль реки в голубой дымке. Последний ветер угнал облака и стих поутру.

Амур спокоен. Чистые воды его тянутся из-за островов широкими бледно-голубыми полосами и сливаются на фарватере.

Вид вокруг такой обновленный, словно переселенцы перешли на другое место.

Посмотрит Егор на реку, и добрые морщинки сбегутся у глаз.

Мир стал выше, просторнее, светлее. Далеко-далеко над голубыми и синими полями вод мечутся белоснежные чайки. Они падают на воду, то стонут, то плачут, то хрипло и злобно ворчат. В тишине слышно, как всплескивают, взбивая воду, их острые белые крылья.

Земля на релке в дыму.

"Началось!.." - в суровом торжестве думает Егор.

Наталья работает рядом, мотыжит землю, дерет корни.

А за рекой уже очистились от снега сопки, седой щетиной выступил на рыжих склонах березняк, почернели каменные гребни и перевалы, только чуть пониже, повторяя все их извилины, как вторые белые гребни, лежат в тени остатки снегов.

Федор Барабанов тащит огромную вагу. Агафья помогает ему.

У Ивановой избы грохнул взрыв, земля поднялась столбом, коряги, щепы, корни полетели над тальниками. Егор невольно обернулся. На виду у него дрогнул, как бы подпрыгнул, громадный пень, дал трещину, раскололся, дым и пламя ударили из него, как из пушки, и новый взрыв потряс воздух.

- Что делает! Ах, гуран, пороху-то не жалеет! - восклицает дедушка Кондрат.

Иван вылез из-за толстого дерева. За ним с мотыгой на плече брела Анга.

Под вечер Кузнецов и Бердышов поехали в лодке зажигать старую сухую траву на островах. Егор помнил, какие дудки пришлось косить в прошлом году.

- Жечь ветошь надо, чтобы она молодую траву не забивала, - говорил он детям, - будет там покос.

По дороге на острова Егор помянул Ивану про Кальдуку и его дочь.

- Что же, я для тебя, выходит, старался, когда ее отбил? Ты против китайских купцов людей подговариваешь, а сам, как бельговский торгаш, хочешь от нее доход иметь? - шутливо сказал он.

Иван засмеялся и замотал головой.

- Верно! Ты ловко подметил! Но все как раз наоборот! Я с ней ничего плохого не сделаю. Устрою, что Кальдука станет богатый.

Иван открыто и весело говорил об этом, и Егор готов был верить ему.

- Смотри, если обманешь, бить будем тебя, как бельговских торгашей, сказал он полушутя.

Иван смеялся, но поглядывал на Егора настороженно и испытующе.

Ночью с реки открылся вид на огненное море. Егор и Бердышов зажгли все окрестные острова. Оттуда доносился по воде сухой треск пылающей травы.

* * *

Когда впервые на амурской земле взялся Егор за свою соху и пошел за ней по корчеванной, но еще дикой мокрой земельке, в которой во множестве видны волокна и мелкие коренья, сердце мужика больно и радостно защемило, словно после долгой разлуки встретил он родного человека.

По реке пробегали пароходы, шли самосплавом караваны барж, маймы с соломенными парусами. Маленький казенный "Амур" остановился у Ивановой избы. Пароход, приткнувшись, как лодка, носом к берегу, ждал, когда командир его отгуляет с Бердышовым, разгонит свою тоску и снова пустится в далекий путь на тысячи верст.

Иван собирался в Хабаровку за товаром.

Вот уже другой пароход - пассажирский - подошел к берегу. С него сошел мужчина огромного роста, тучный, с багровым лицом. Он был в форме, со шпагой.

- Эх! Вот этот разнесет!.. - восхищенно воскликнул Илюшка.

Иван надел казачью фуражку с околышем и вышел встречать начальство.

- Здр-равия желаю! - гаркнул он, вытягиваясь.

За исправником, поскрипывая новенькими ремнями, в новых мундирах, с оружием, в начищенных сапогах, шли по сходням становой, урядник и двое полицейских - черный и рыжий. Солдаты отдали буксир и подвели к берегу крытую лодку. Пароход ушел.

Становой и урядник указали, как надо строить избы, пахать землю, садить картошку. Исправник предупредил мужиков, что зимой надо начинать почтовую гоньбу.

- А кони где? - спрашивал Егор.

- Я дам полконя да ты полконя, - говорил Тимошка Силин. - Пахом с Терехой дадут по одной ноге - вот и соберем упряжку, получим за разгон. Я это дело знаю, ямщичил дома.

- Гроза пронеслась! - говорил Иван, когда власти уехали.

- А ты что, струсил?! - воскликнул Силин. - Сколько им выпоил? Или соболями откупился?

- Про это тебе еще рано рассуждать! - недовольно отвечал Иван. - Ты еще амурскую болотину потопчи лаптями!

Пашни переселенцев были запаханы. Над черными клиньями плыл, мерцая, теплый весенний пар.

- Ну, кто сетево подымет? Кто старший? У кого рука легкая? обсуждали мужики.

- У тебя, дедушка Кондрат! Тебе общество доверяет первые семена кидать. Ты - самый старший.

Дед отнекивался:

- Недостоин! Какие еще мои годы... Не гожусь я.

- Дедушка, Христом-богом просим... Не обездоль, детей сиротами не оставь, кинь первое семя!

"Вот и я пригодился, - думал Кондрат. - Не зря старика вели дети на Амур".

Вечером дед Кондрат, стоя в корыте посреди избы, долго мылся, плескался, охал. Наконец облил из ведра свое могучее костлявое тело, вытерся, надел чистое белье, расчесал волосы и бороду. За ним помылся Егор, потом начали мыться бабы, ребята.

Наталья прибралась в землянке, вынесла последние помои. И когда перевернутое корыто сохло на дровах у печи, она поставила Петрована и Ваську на колени перед образами.