Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 2)

- На ком желательно? - оживился Иван.

- На Дуньке Шишкиной. А я тебя так уважу, что удовольствуешься. Ведь ты все можешь...

- А ты что поздно хватился? Она уже просватана. Она Илью Бормотова любит.

- Ну какая там любовь! - от души воскликнул Санька. - Мы богатые, а они голь, нищета!.. Будь милосерден, прижми-ка Спирьку, а то к нему подступа нет.

- Уж подсоби, - слабо просил Котяй. - Ты захочешь - сотворишь.

- Да почему именно ее надо?

- Она девка здоровая. А нам невестку в дом надо хорошую. Хозяйство большое, а старуха одна не управляется. Она бой-девка, подсобляла бы нам. Опять же породу не испортит, - подмигнул он.

Котяй и Санька так чисто смотрели Ивану в глаза, словно затевали доброе дело.

- Я бы взялся, да мне ехать надо, - весело ответил Бердышов. - А верно, вам в дом надо хорошую работницу!

Для Саньки все это было так ясно, что он и поддакивать не стал. С печи слез Терешка и подсел на лавку, подложив под себя подушку.

- Ты что, Терешка, отдыхаешь? - спросил Иван.

- Отдыхаешь! - тихо передразнил отец. - Он болеет. Злые люди оговорили. Его на сходе драли. Ворота будто Дуньке хотел вымазать, да вроде попался.

Санька не сказал, что сам он подучил этому сына. На сходе мужики решили выдрать Терешку и дали розги в руки его собственному отцу - Саньке. "Твой сын, учи-ка его!" - велел Родион. Под розгами Терешка стал винить отца, признался, что его подучивал снасильничать, затянуть Дуняшу в пустой амбар. Отец, озлобившись на такие признания, избил Терешку розгами до полусмерти и теперь каялся.

- Мне ехать послезавтра утром, - оказал Иван. - Но все же я попробую тебе подсобить, - хитро засмеялся он.

Овчинников рассказал, что к Дуне многие сватаются, что приезжал недавно один богач из города.

Санька удивлялся, что хорошего и Дуня и отец ее нашли в Илюшке.

Иван посмеивался, поддакивал, а сам думал, что Дуня, видно, прославилась, из-за нее шла целая война. Люди бьются в дом Спиридона, охотников много на его дочь. "Чем милей и старше становилась она, тем больше спрос, как на товар. Но еще посмотрим, кто лучший охотник! Неужто Илья?"

- Попробуй, попробуй! - с надеждой говорил Санька, провожая его. Он полагал, что Иван хочет набить цену. - А я не постою.

- Ладно, а ты жди, - уходя, сказал Бердышов. - Может, что-нибудь и получится.

В зимнике и в избе у Родиона на сохачьих и медвежьих шкурах улеглись вповалку тунгусы и работники Бердышова. Родион лежал в кровати. Иван присел к нему и сказал, что был у Овчинниковых.

- Они просили меня помочь сосватать Дуню.

- Я с ними поссорился, - отвечал Родион. - Сына его драли мы на сходе. За что - я тебе говорил... А летом я у них одалживал коня. Теперь придираются ко мне, требуют соболей. Чем Санька богат? Кому надо занять, идут к нему. Он с гольдами тоже здорово торгует!.. Только он от своей избы и не шагнет далеко. Как ты, по речкам не таскается. Ему выгодно, что Синдана прогнали. Горюнцы теперь чаще к нему ездят. А сам он выше первых быков по реке не поднимался, говорит, что хлеб за брюхом не ходит... Бродяги у них в тайге живут, лес рубят для пароходов.

Бердышов сидел повесив голову.

- Я замечаю, что злодеи на Амуре заводятся, - сказал он, и глаза его заиграли.

- Эка поздно же тебя доняло! - оживляясь и выпрастывая свою окладистую темную бороду из-под красного ватного одеяла, молвил Родион. А ты почему быстро хочешь уехать? Ведь хотел задержаться? Однако, тигры струсил.

- Между прочим, приедет Илюшка скоро. Спиридон и ваши звероловы распалят его на тигру...

- Ладно, я его не пущу. Уж если надо будет, сам с ним схожу. Я думаю, что надо народом ее уничтожить. Давай ложись, Иван, а то холодно. Избу сегодня выстудили.

- Я в избе сам мерзляк. В тайге не мерзну, а дома чуть что - застыну.

Бердышов стал раздеваться.

- Овчинниковым желательно согнуть Спирьку. Они же свои, соседи, из старой деревни шли вместе, а спят и видят, как бы задавить его. Они злятся, что он не хочет Дуню выдать за их Терешку.

- Это верно, - подтвердил Шишкин.

- Ты, Родион, только не дерись ночью, - поворачиваясь к приятелю спиной, весело сказал Иван.

- Я еще в тот раз рассердился на тебя, - отвечал Шишкин. - С тобой спать нельзя. Ты во сне обнимаешься.

Иван ухмыльнулся в подушку и тут же получил тычка в бок.

- Тамбовка - тигриное место. Тигры откуда-то берутся! - вздохнул Шишкин.

- Тигры охраняют вход на Горюн, - отвечал Бердышов. - Тут их гнездо, тигрятник.

Родион, кое о чем догадывавшийся, хотя Опиридон еще ничего никому не говорил, помолчав, ответил:

- Нет, тигрятник в Уральском, там самая тигра.

* * *

- Эх, Иван! - с затаенной надеждой взглянув на Бердышова, говорил наутро Спиридон. - Ты ли не зять! Каждый бы гордился. Ты с деньгой, - и он дружески и покровительственно хлопнул Ивана по плечу. Но тут же нахмурился, встал как ни в чем не бывало, отошел в угол, где стояло ружье. Деньги, кажется, соблазняли Спирьку.

"Хорош же будет у меня тестюшка! А ну, как дочка в него?" - мелькнуло в голове Ивана.

- Я дурной, всего не пойму никак! - сказал он.

- Помозгуй...

- Я не все пойму, что ты толкуешь.

- Я давно хочу с тобой поговорить, но побаиваюсь: язык у тебя длинный.

- Это верно, - согласился Иван.

- Ты в шутку будто, а все выболтаешь...

Говорили околичностями и намеками и никак не сговорились. Шишкин сказал, что согласился бы отдать дочь, но прежде надо отказать Илье и сделать это политично, а то рассердятся все: и тамбовские и пермские.

- Твое дело - волчье: схватил, да и был таков, а я отец.

Еще хотел он узнать, венчан ли Иван с гольдкой.

Толковали долго.

- Но твердо не обещаю, - уклончиво говорил Спирька.

Иван знал: чем сильней такой человек чего-нибудь хочет, тем менее старается это показать.

Иван затеял угощение в избе Родиона. Так часто случалось, когда он приезжал. Мужики этому не удивлялись.

Пришли Овчинниковы и опять затеяли разговор про сватовство. Иван поддерживал их, подмигивая Спирьке. Советовал ему соглашаться.

В это время в горнице в доме Спиридона было полно девиц. Они пели за прялками. Иван пришел туда. Он подсел к Дуне.

Она в новом сарафане, в светлых рукавах. Он знал: ее собирают к венцу.

- Ты не обиделась на меня?

- Нет, - спокойно ответила Дуня и взглянула, как бы желая спросить: "За что же?"

- Какая ты светлая, белая, чистая.

Она засмеялась.

- Шибко хороша!

- Эй, эй, чего ты ей поешь! - вступились девицы.

Иван вспомнил, какое злое чувство пробудила она в нем прошлый раз. А сама скромная, нежная.

- Знаешь, Дуня, я люблю утром пойти тайгой, послушать, как птицы поют. Солнышко чуть всходит, чисто на душе, так светло. Как в детстве, душа радуется... Птица сидит, перышки чистит, ясная, свежая. Воздух какой!.. И вдруг вскидываю ружье - бац, грохот, все к черту, эта самая красавица птица валится вся в крови, перья летят... Скажи, не зверь ли человек?