Борис Апрелев - На «Варяге». Жизнь после смерти

Грустная встреча на бедном «Пересвете». Адмирал за эти дни осунулся, похудел. Печально смотрят глаза офицеров и команды несчастного корабля. В них видны страдание и стыд за свой корабль и тоска, что, по–видимому, не придется им идти вместе с «Чесмой» и «Варягом».

Обследование условий аварии «Пересвета» показало, что фактически никто не был виноват в ней. Разве лишь, что командир не отдал немедленно якоря, как только нашел туман. Но он находился в этот момент как раз на фарватере для входа на рейд, и стань он на якорь в проходе, он мог бы рисковать тем, что любой корабль, входящий на рейд, был бы опасен для него возможностью столкновения.

С другой стороны, оказалось, что после пробы машин и котлов еще не уничтоженная девиация именно на этом курсе была столь велика, что корабль прямо вышел к бухте Патрокл.

Так или иначе, съемка «Пересвета» с камней оказалась очень трудной. Корабль плотно засел носовой частью на каменной гряде. Ни буксиры, ни даже попытки «Чесмы» сорвать его успеха не имели, равно как и размывка винтами «Чесмы» дна около «Пересвета».

Пришлось начать снимать грузы. Работая день и ночь, выгрузили уголь, освободили патронные, бомбовые и пороховые погреба. Наконец начали своими средствами снимать носовую 10–дюймовую башню. Эта работа заняла массу времени. Люди надрывались, чтобы скорее исполнить ее. Но, видимо, Господу Богу было угодно испытать до конца их терпение. Даже съемка носовой башни и всех якорей не помогла — «Пересвет» по–прежнему прочло сидел на гряде.

Тогда вызвали из Японии спасательную партию и поручили ей работы по съемке корабля.

Адмирал решил, что пойдет с «Чесмой» и «Варягом», а лишних чинов штаба отправит на Мурман для производства там всех нужных работ.

Только что это решение было принято и собирались телеграфировать об этом морскому министру, как от последнего пришла телеграмма с предписанием немедленно отправить весь Штаб в Петроград для дальнейшего назначения на Мурман, оставив у себя лишь одного флаг–офицера; поручить «Пересвет» заботам Владивостокского порта и идти по назначению с «Чесмой» и с «Варягом».

Хотя все это было совершенно логично и ясно, но получение этой телеграммы было очень больно и адмиралу и чинам его штаба, ибо показывало, что все происшедшее у нас принято в Петрограде с величайшим неудовольствием и, конечно, ставилось в вину штабу Отряда.

Одновременно стало известно, что командир «Пересвета» отзывается в Петроград вместе со старшим офицером, на их места назначаются другие офицеры, и все дело обороны Мурмана и Белого моря переходит под непосредственное руководство морского министра.

Следовательно, наше опоздание на Мурман уже учтено в Петрограде и вся организация изменена согласно создавшейся обстановке. При этих условиях приход наших двух кораблей на Мурман вряд ли сильно менял там дело; оставалась единственная надежда, что, может быть, по пути они пригодятся в Средиземном море в случае совместных действий с союзниками против Дарданелл.

С этим расчетом адмирал просил морского министра оставить на Отряде корпуса морской артиллерии генерал- майора Петрова [91], который только что прибыл к нам, доставив из Петрограда просимый ранее боевой запас.

Адмирал перебрался на «Чесму», где и был поднят его флаг. Я лично пока жил в моей каюте на «Пересвете», уложив свои вещи для отъезда обратно в Петроград.

В день нашего отъезда на «Чесме» состоялся завтрак Экспресс отходил в Петроград вечером в 10 часов 20 минут.

Невесело проходил этот завтрак. Все чувствовали себя подавленными и расстроенными, видя, что все расчеты оказались разбитыми аварией «Пересвета» и задержкой Отряда во Владивостоке.

После завтрака ко мне подошел командир «Варяга» и предложил пойти на «Варяг» на должность младшего артиллерийского офицера. Я невольно заколебался, ибо, с одной стороны, чудный поход, предстоящий кораблю, слишком меня соблазнял, в то время как на Мурмане мне предстояла тяжелая и очень неблагодарная работа, а с другой стороны, все дело обороны Мурмана перешло в Петроград, и мне пришлось бы, вероятно, вместо того, чтобы быть в самом центре этой новой борьбы, сидеть далеко в тылу и работать в Морском генеральном штабе.

Из моего сомнения меня вывел сам командир «Варяга», высказав уверенность, что мне, как ведающему оперативной частью флотилии, было бы тяжело вернуться, не увидев лично, как дойдет Отряд до Мурмана, и не добившись того, чтобы пережить с ним до конца все его горести и все его надежды.

Это вывело меня из нерешительности, и я ответил, что согласен, но прошу, чтобы на назначение мое на новую должность было бы испрошено согласие морского министра, дабы это не носило характер, что я уклоняюсь от исполнения прежней должности, как только она стала менее боевой и интересной.

Вечером чины штаба, кроме меня, флагманского артиллериста и двух младших флаг–офицеров, уехали в Петроград. Грустно мы простились на вокзале, и я вернулся на «Пересвет».

Через день пришла телеграмма от морского министра с согласием на мое назначение на должность младшего артиллерийского офицера на «Варяг», «временно», как указывалось в телеграмме, «впредь до прибытия Отряда на Мурман».

Этой же телеграммой в распоряжении Адмирала оставлялся еще один младший флаг–офицер по имени Феликс [92].

Старший флаг–офицер послал флаг–капитану вдогонку условную телеграмму, сообщающую все эти новости в таком виде

Флагманский артиллерийский офицер лейтенант барон Фитингоф [95]оставался еще на Отряде, чтобы облегчить работу по съемке орудий с «Пересвета».

В телеграмме, вызывающей его, указывалось, что ему срочно надо прибыть на Мурман для установки там орудий на береговых батареях и на уже пришедших противолодочных судах.

Во исполнение этого барон Фитингоф 16 июня вечером со скорым поездом выехал в Петроград.

18 июня 1916 года в 11 часов 30 минут утра я перебрался со своими вещами с «Пересвета» на «Варяг».

Новая обстановка, новое дело. Я сразу почувствовал, как будто упала с души тяжесть. Ответственность моя уменьшилась до размера той должности, которую я теперь принял. Большие планы, большие надежды остались где‑то позади, теперь в голове только забота о патронных и бомбовых погребах, которые находятся в моем ведении, да о противоминной артиллерии, огнем которой, в случае боя, мне надлежит управлять. Нас, артиллеристов на «Варяге», было всего двое, и работы было очень много.