Анатолий Елкин - Арбатская повесть

Разговор разворачивался не сразу и не вдруг: контакт наладился примерно через полчаса.

Я рассматривал фотографии Колчака, листал его письма.

Небольшая комнатка на первом этаже хмурого, скорее петербургского, чем московского, дома, сфокусировала непростую и нелегкую жизнь ее хозяйки: прихожая, забитая книгами, бюст отца — бывшего директора Московской консерватории на стеллаже, пожелтевшие фотографии 1910—1917 годов. Вот — сама Анна Васильевна — женщина ослепительной красоты и изящества. Снято в Гельсингфорсе в 1914 году. Он же — с вице-адмиральскими погонами, в пору командования Черноморским флотом.

Отрывистая мозаика рассказа, из которой постепенно складывались и портрет и перспектива…

А вот и главное, ради чего я искал этой встречи. Весь внутренне напрягаясь, задаю вопрос:

— Что он думал о причинах гибели «Императрицы Марии»?

— Александр Васильевич много размышлял об этом. И даже не раз возвращался к взрыву в письмах ко мне. Колчак не верил ни в несчастный случай, ни в самозагорание пороха. Помнится, он тщательно анализировал схожесть катастроф «Императрицы Марии» и других кораблей и всегда приходил к выводу: «Нет, это не может быть случайностью. Здесь не обошлось без рук немцев… Доказать я это документально сейчас не могу, но, уверен, в будущем доказательства появятся».

Через несколько месяцев в его письме ко мне снова была фраза: «Я убежден: взрыв на «Марии» — это дело рук немцев». Любопытна и такая деталь. В другом письме он рассказывал: «Хорошо, что мне удалось прибыть на гибнущую «Марию» сразу. Пришлось применить чрезвычайные меры, говорить с матросами, чтобы предотвратить уже другой, быть может, более опасный взрыв — революционный. Атмосфера была накалена до предела. Тогда я впервые понял, что армия и флот выходят из повиновения, что революция не за горами…»

Так проясняется точка зрения Колчака на столь давние теперь события в Северной бухте…

Разговор закончился к ночи, и когда мы вышли на улицу, по Плющихе мела злая ноябрьская поземка.

Анне Васильевне нужно было заехать к подруге, мы долго ловили такси, но время шло, и пришлось воспользоваться услугами автобуса. Благо, путь предстоял недолгий: до Смоленской площади — две остановки.

Голова у меня шла кругом, все казалось нереальным, приснившимся. Да такому и трудно сразу уложиться в голове: смешались все времена и эпохи.

В Москве 1973 года, в набитом битком автобусе, мирно беседуя о так рано пришедших в столицу морозах, ехал я, сын комиссара гражданской войны, дравшегося с Юденичем, вдова «того самого» Колчака и «графиня» Капнист. У Смоленской грохотали бульдозеры, снося старый особнячок, а Мария Ростиславовна вдруг сказала, что, когда к ним в дом пришел молодой Шаляпин, «стояли точно такие же погоды…»

Я не знал тогда, что уже много лет ходил рядом с разгадкой тайны «Марии». В буквальном смысле слова — рядом.

Редакция журнала «Москва», где я работал, расположена в доме номер двадцать на старом Арбате. Тайна была «прописана» на той же улице. Буквально в двух шагах от редакции. Сотни раз, направляясь к Смоленской площади, я проходил мимо старинных домов и невидимого с улицы дворика, где «жила тайна».

Я даже не раз сиживал в соседнем доме — у старинного друга, замечательного художника и обаятельного человека — Виктора Бибикова.

«Тайна» имела имя и фамилию — Александр Александрович Лукин…

Однажды я приобрел в книжной лавке писателей книгу А. Лукина «Обманчивая тишина», написанную им в соавторстве с В. Ишимовым. Повесть о работе чекистов в тридцатые годы.

Открыл книгу, как и все другие, где стоит фамилия «А. Лукин», с интересом. Читаю одну главу, другую. Речь идет о тридцатых годах. И вдруг — стоп! Это же о моей «Марии»:

«И вдруг за моей спиной, — рассказывает один из героев повести, — с палубы — а стояли мы с помощником на мостике — раздался крик. То был крик ужаса, вырвавшийся из десятка грудей. И вслед донесся грохот. Я обернулся. В первую секунду я не понял, что происходит. Мне показалось, что у меня галлюцинация. Из линкора, позади первой башни, к небу, на высоту сажен в триста взметнулся столб пламени, дыма, каких-то обломков. Через пять минут ахнул новый взрыв, послабее. А потом взрывы, то сильнее, то слабее, в одиночку и залпами, пошли грохотать через каждые две-три минуты. К линкору кинулись портовые буксиры, пожарные баркасы, спасательные суда. Люди пытались тушить пожар. Но тут грянул уж совершенно адский взрыв, самый страшный изо всех. И «Мария» стала погружаться носом. Еще взрыв. Корабль стал тонуть быстрее, потом совершенно потерял устойчивость и, перевернувшись вверх килем, ушел на дно. Ошеломленный, я глянул на часы: было шестнадцать минут восьмого. Вся катастрофа заняла пятьдесят шесть минут…»

А это — о городском голове Нижнелиманска, в котором легко узнавался город Николаев:

«…Здесь жили богачи — купцы, хлеботорговцы, помещики, заводчики… Блестящие, интересные люди. Каждый — фигура! Один Матвеев, городской голова, чего стоил! Какие задавались балы! Любительские спектакли! Лотереи-аллегри! Благотворительные базары… А бега! Какие делали ставки! За один час выигрывали состояния, становились миллионерами!»

И вдруг встречаю что-то знакомое:

«Я, начальник отделения по борьбе со шпионажем областного управления ГПУ Каротин А. А., допросил в качестве обвиняемого, свидетеля, потерпевшего (нужное подчеркнуть) — под словом «обвиняемого» тонкая, нежная черточка — Вермана Павла Александровича (Пауля Александра), 1887 года рождения, родившегося в гор. Франкфурте-на-Майне, Германия, гражданина СССР и Швейцарской республики…»

Позднее Лукин расскажет мне, что во многом образы «Обманчивой тишины» собирательны, что книга эта — повесть. Но…

За этим «но» мне обязательно нужно было попасть к Александру Александровичу.

Итак — Верман…

Верман… Верман… Где-то я уже слышал эту фамилию.

А потом — в книге прямо названа «Императрица Мария».

«Но это же — не документальная вещь, — размышлял я, — повесть. И, вероятно, снова повторится та же история, что и с «Кортиком» А. Рыбакова и с «Утренним взрывом» С. Сергеева-Ценского…

Мне художественный домысел мало чем мог помочь.

Впрочем, чем черт не шутит! Нужно «выходить» на Александра Александровича Лукина.

Я слышал, что этот известный чекист уже в отставке, занимается литературной деятельностью. Но как-то так сложилось, что лично мы знакомы не были. Стал искать общих знакомых…

— Александр Александрович Лукин? — рассмеялся мой друг Лев Петрович Василевский. — Так мы с ним давние приятели. Обаятельный человек. Хорошо. Я ему позвоню. И попробую свести вас…