Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Ареалы гнездовий морских птиц подсказывали основные направления сезонных и территориальных миграций (Audunson, Host 1995:49-52) вдоль Атлантического побережья Средней в Северную Норвегию, к мысу Нордкап, где и сейчас можно наблюдать над полярным морем незаходящее летнее солнце: «море — спокойное и почти недвижное, которым, как считают, опоясывается и замыкается земной круг, и достоверность этого подтверждается тем, что последнее сияние заходящего солнца не гаснет вплоть до его восхода и яркость его такова, что им затмеваются звезды, да и воображение добавляет к этому, будто при всплытии солнца слышится шум расступающейся пред ним пучины и видны очертания коней и лучезарная голова», — с достоверностью очевидца описывает это явление в начале нашей эры римский историк Корнелий Тацит (Тацит, Германия, 47) и констатирует с убежденностью тысячелетнего опыта: «только до этого места — и молва соответствует истине — существует природа».

Люди, освоившие этот мир до возможных пределов его обитания, могли расселяться, обеспечивая свое существование, рассеянными и сколь угодно малыми группами, в предельном случае — одиночка-охотник с женой и собакой, подрастающими детьми вполне способен был прокормить себя в лесах, на озерах и болотах горных склонов у морского побережья (Natur og kulturlands- kap 1994). Это сказалось на демографических характеристиках мезолита: женщины достигали 35 лет, мужчины — 50 лет, что значительно превосходит палеолитические показатели (Ламберт 1991: 175). Рацион охотника дополняло женское собирательство, лесной и приморский промысел, грибов, орехов и ягод, обильных и питательных водорослей и бесчисленных моллюсков в прибрежном мелководье, яиц морских птиц на прибрежных гнездовьях. Промысел водоплавающей птицы осуществляли и с помощью силков и ловушек, большую гагарку руками берут в период высиживания птенцов, многие птицы доступны в период линьки; побережья Британских островов, Ютландии, датских островов и западный берег Скандинавии отмечают стоянки с костями большой гагарки на местах поселений древнего человека, это «Северный путь» заселения Скандинавского полуострова, проложенный изначально и до тех пор, пока он не стал устойчивым названием страны Nordr vegr, coep. Norge, Норвегия (Кларк 1953: 51, ил. 16).

На морском побережье получили дальнейшее развитие и созданные еще в верхнем палеолите рыболовные снасти: крючок, сеть, воронкообразная западня-верша, дополненные «таким важным изобретением, как лодка», еще одним революционным завоеванием мезолитического человека (Кларк 1953:51). Лодка-долбленка, а затем простейшая кожаная байдара на прутяном каркасе впервые в истории открыли для человека море — как зону тяжелого и опасного, но неограниченного по своим пищевым ресурсам промысла.

Морской промысел органично вырастал из прибрежного собирательства и рыболовства. Самыми ценными из всех животных, выбрасываемых на берега Атлантического океана, Северного и Балтийского морей, до начала XX века оставались киты (например, в Англии с 1913 по 1926 г. зарегистрировано 407 китов, выброшенных на морской берег). Олаус Магнус (1550 г.) в своей «Истории северных народов» утверждает, что один кит дает такое количество мяса для солки, жира для освещения и отопления, мелких костей на топливо и более крупных — для постройки домов и, наконец, шкуру, которой можно одеть сорок человек, что всем этим нужно загрузить от 250 до 300 телег (Кларк 1953:71). Гигантская рыба, которой питаются северные народы Гог-Магог, со времен Ал-Хасана ал-Басри и Ахмеда Ибн-Фадлана становится одним из общих мест мусульманских классиков в сочинениях IX-XI вв. о северных странах (Станг 2000:24). Викинги добывали китов длиной до 50 локтей и моржей длиною от 7 локтей (Матузова 1979: 24). Кости кита-полосатика, гренландского кита, кашалота засвидетельствованы на скандинавских стоянках каменного века; еще обильнее представлены кости дельфинов, а самой многочисленной добычей морского промысла были тюлени, чьи кости обнаружены на стоянках от Ютландии до северного прибрежья Ботнического залива и западного побережья Средней Норвегии в районе Трондхейма (Кларк 1953:80-82).

Для охоты служили костяные гарпуны, со времен культуры маглемозе; моржей, как и тюленей, били на льдинах с легких лодок, в период линьки. Костяные крючки и кости трески, пикши, мерлана, морской щуки, палтуса сосредоточены в тех же прибрежных районах, особенно продуктивным рыболовство удочкой с лодки было на побережье Норвегии, где в глубоких фьордах рыба при-донных слоев близко подходит к берегу (Кларк 1953:93). Наскальные изображения (петроглифы) культуры комса, древнейшие в Скандинавии, выстраивают иерархию «охотничьих образов», существенно иных по сравнению с искусством палеолита: северный олень, медведь, лось, кит, тюлень (Froncek 1974: 41-42), и в этом искусстве, зародившемся 5000 лет до н. э. и развивавшемся на Севере в течение четырех тысячелетий, впервые засвидетельствованы лодки-байдарки, лыжи, сани, а затем и все последующие культурные завоевания древних обитателей Скандинавии.

Первые изображения лодок, обтянутых кожей, это, очевидно, петроглифы северо-западной Норвегии: Форсельве, Рёдёй и Эвенхус (Gjessing 1936: 197). В последнем из названных местонахождений, в Трёндалаге, по склонам скалы, открывающейся к морю, выстроена вполне целостная композиция: лоси с напольной стороны, словно следующие из прибрежного леса, на вершине сменяются размещенными по приморскому склону изображениями лодок и китов, сгруппированных вокруг человекоподобного гиганта; фронтальный силуэт (в отличие от динамичных изображений человека эпохи бронзы) словно вырубленной из дерева, почти безрукой фигуры напоминает аналогичные композиции Онежского озера — Белого моря, прежде всего фигуру «Беса» на Бесовом Носе, видимо воспроизводившую реальных деревянных идолов в лесных святилищах каменного века Европейского Севера (Столяр 1978: 209-221). Ранние(каркасные) лодки петроглифов Лейрфалль, там же в Трондхейме, увенчаны головами лося; такие же головы венчают ладьи более поздних изображений, в тех же святилищах Фенноскандии от Трондхейма до Карелии, и в этих ладьях схематично изображены команды (гребцов и охотников), размещенные между высоко поднятыми штевнями судна.

Байдары, типа эскимосского умиака, в первоначальных изображениях показаны нередко с «ушками» на носу и корме для перетаскивания легкого суденышка, у эскимосов они делались иногда из дерева (Froncek 1974: 76). Эта деталь конструкции, по мере появления более развитого каркаса килевой лодки, превращается в «сдвоенные штевни», хорошо заметные на неолитических петроглифах и затем в изображениях ладьи эпохи бронзы, которые в свою очередь соответствуют описаниям судов «свионов» начала нашей эры у Тацита (Тацит, Германия, 48).