Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Во всяком случае, в самом общем виде мы имеем здесь те же композиционные основы, что и в одной из древнейших песен «Эдды» — «Прорицание вёльвы» (Volu- spa). Преемница древнегерманских жриц излагаете нем языческую эсхатологию скандинавов, от сотворения Мира и до его Конца (Ragnarók). Синклит Богов Гундеструпа словно иллюстрирует вису «Эдды»:

Сошлись совещатьсяВеликие богиСовет свой созвалиСвятые властители(Прорицание вёльвы, 6,9, 23, 25).

От Сотворения Мира и первых людей, и всех существ (вереницами выстроенных на одной из пластин котла), Обретения Мудрости верховным богом — к бунту стихий всех четырех стран света, окружающих Мать-Кормилицу на ее колеснице, ополчению сил земных и небесных:

Валькирий я виделаСветлое воинствоГотовых помчатьсяК бойцам ополченным(Прорицание вёльвы, 31).

Ряды этих бойцов, сопровождаемых птицами и идущих навстречу всадникам, сопровождают грозные звуки горнов-лур:

Возвещает погибельРог Гьялларгорн(Прорицание вёльвы, 46).

Мировой Зверь, в разных обличьях, «Эдды» осуществляет неизбежную Гибель Мира:

Лает пёс ГармрУ пещер ГнипагэллираУзы расторгнутыВырвался Волк!.. .В море вздымаетсяЗмей МировойВ ярости древней…И Нагльфар плывет(Прорицание вёльвы, 49,50)

«Войско мёртвых» (экипаж «Нагльфара» Эдды) в Гундеструпе еще лишь формируется: воины, марширующие навстречу грозному Гиганту, обречены — перевернутая фигура одного из них в руках Владыки Смерти — наглядное тому доказательство. Конечно, в мрачной воинской мифологии Последней Битвы неизбежны общие мотивы и у кельтов. и у германцев. Различия — еще более безусловны, чем сходства: неукротимый Мировой Зверь Гундеструпа — не Змей, не Волк, не Пёс «Эдды», но неведомый скандинавам эпохи викингов Бык, бушующий, правда, под тем же Мировым Древом:

Иггдрасиль дрогнул,Ясень высокийУзы расторгнутыВырвался Волк!(Прорицание вёльвы, 47)

Жрица, его укрощающая или заклинающая, или обреченная гибели, как позднее — асы «Эдды», лишь гендерной определенностью связана и с «вёльвой» исландской песни, и с кровожадными старухами кимвров (в 922 г. на Волге арабский путешественник Ибн-Фадлан будет наблюдать такую старуху, Ангела Смерти «при исполнении обязанностей» на похоронах заезжего руса).

«Прототип» или «архетип» северной мифологии, по крайней мере ее концепции, гундеструпский котел, безусловно, был наглядной иллюстрацией Судеб Мира для созерцавших его ютландских германцев. И если известие о «миссии кимвров» к Августу — достоверно, то, может быть, кесарю римлян был отправлен «дубликат» Священного котла, а его не менее сакральный двойник именно в это же время — сокрыт в земле, что могло означать и наступление мира с Римом (отмеченного в конце столетия «словацко-датской волной» римского импорта в дальние германские земли — Wolangievicz 1970).

Многоэтапная эволюция древнесеверной мифологии, отраженная и в структуре «Эдды» воспоминаниями о «старших богах» — ванах, побежденных асами, сохраняющих имена и место в пантеоне (и при этом, может быть, меняющих пол, во всяком случае двоящихся, как Фрейр-Фрейя), находит подтверждения и в других соответствиях археологических находок и письменных источников.

Дейбьерг (Dejbjerg), в Ютландии, дает одно из таких соответствий. Здесь в 1881 и 1883 гг. при мелиоративных работах были найдены две четырехколесные повозки; сохранность позволяет реконструировать одну из них, с высоким кожаным сиденьем, тщательно сделанную из дуба, равновысокие колеса обиты бронзовыми шинами, кузова, оси и дышла орнаментированы в кельтском стиле. Эти находки удивительно точно отвечают описанию обычаев отлов, в то время — обитателей юго-восточной Ютландии и Шлезвига, по Тациту — особо почитавших Матерь-Землю Нерту (Nertus):

«Есть на острове среди Океана священная роща и в ней предназначенная для этой богини и скрытая под покровом из тканей повозка; касаться ее разрешено только жрецу. Ощутив, что богиня прибыла и находится у себя в святилище, он с величайшей почтительностью сопровождает ее, влекомую впряженными в повозку коровами. Тогда наступают дни всеобщего ликования, празднично убираются местности, которые она удостоила своим прибытием и пребыванием. В эти дни они не затевают походов, не берут в руки оружия; все изделия из железа у них на запоре; тогда им ведомы только мир и покой, только тогда они им по душе, и так продолжается, пока тот же жрец не возвратит в капище насытившуюся общением с родом людским богиню. После этого и повозка, и покров, и, если угодно верить, само божество очищаются омовениєм в уединенном и укрытом ото всех озере. Выполняют это рабы, которых тот час поглощает то же самое озеро. Отсюда — исполненный тайны ужас и благоговейный трепет пред тем, что неведомо и что могут увидеть лишь те, кто обречен смерти» (Тацит, Германия, 40). Контрастно-мирный, по сравнению с «воинским» характером таких болотных находок, как Хьортшпринг, облик и антураж повозок из Дейбьерга удостоверяется и соответствием имен Нерты (Богини-Матери) и Ньорда «Эдды», самого чтимого из ванов, «древних богов». Другие стороны ритуалов, описанных Тацитом, также подтверждены находками в ютландских болотах хорошо сохранившихся останков некоторых из «тех, кто обречен смерти», приобщившись к тайнам древнегерманских божеств.

Толлунд (ToIIund) в Средней Ютландии — самая известная из таких находок (1950). В слое торфа на глубине 2,5 м был обнаружен, скорченный в позе спящего на правом боку, погребенный мужчина, в кожаной шапочке, завязанной под подбородком, с кожаным поясом и кожаной петлей на шее. Перед повешением (во имя Одина или его предшественника — так или иначе, Бога Повешенных) обреченный питался зерновой пищей, то есть держал пост. Этот «исполненный благоговейного трепета и тайны ужаса», вероятно, сходные чувства вызывал и у соплеменников, принесших его в жертву. Более 160 подобных находок известно в Ютландии, в том числе три — в болоте Борремозе, видимо, связанные с поселением (один из мужчин был с петлею на шее, женщина — в покрывале, затянутом на горле ремнем), хорошо сохранились тела, найденные в Граубалле, Хульдремозе (в женской одежде из клетчатых тканей, образующих нечто вроде античного «пеплоса»).

Датировка, особенно такого рода находок, нередко оказывается приблизительной, в диапазоне нескольких столетий. Переход «предримского» в «римское» время северных культур был плавным, и хронологическое членение, в техническом плане удобное для археологов, противоречит действительному развитию, в котором нет резких структурных различий между последними веками до Рождества Христова и первыми столетиями от Рождества Христова. «Кельтский импорт» общеевропейских форм вещей, по которым археологи выстраивают свои датировки, сменяется еще более массовым и стандартным импортом «римским», структура же культуры, места поселений и могильников, культовых мест нередко остаются неизменными. Неизменна, следовательно, и система расселения и хозяйства, и строй общественно-политических отношений, и верования северных племен.