Борис Рыбаков - Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.

«У собирателя Никоновской летописи находились в руках древнейшие подлинники подобных кратких летописцев», — заключает Забелин. Важность этой темы о первых летописных записях заставляет нас тщательно проверить все данные о них.

Предположение Забелина о том, что в составе компилятивных исторических трудов XVI в. могут содержаться отрывки из первоначальных летописных записей, не аргументировано самим автором, но и не опровергнуто теми, кто не разделял этого взгляда, — оно было просто забыто.

Повторяемость выписок из византийских источников, запутанность хронологии и недоверие к составителям, людям XVI в., века исторических легенд и «ухищренных словес», были, очевидно, причиной забвения плодотворной гипотезы. Подозрение, что сотрудники митрополитов Макария и Афанасия могли сами придумать подробности киевской жизни IX в., нужно отвести сразу: во-первых, в XVI в. придумывали пышнее, цветистее, многословней, а во-вторых, для создания легенд должна быть какая-то цель; легенды приходят на помощь тогда, когда нужно провести определенную тенденцию, а достоверных фактов для этого мало, и историку приходится «сплетать словеса».

Ничего подобного в интересующих нас отрывках нет. По форме эти записи очень лаконичны: «В лето 6372 г. Убиен бысть от Болгар Осколдов сын» [143] Никоновская летопись. — ПСРЛ, т. IX, с. 9 (далее: Никонов, лет.). . Кому в эпоху Грозного могло понадобиться придумать такую ни с чем не связанную подробность?

Следует сказать, что сумма записей IX в. является как бы антитезой господствующим взглядам XV–XVI вв., когда варяг Рюрик был незаслуженно возвеличен, когда искусственно создавали «династию» Рюриковичей и вразрез с источниками XI в., начинавшими счет князей с Игоря Старого («Похвала Иакова мниха»), Игоря сделали сыном Рюрика.

В XVI в. русские историки приступили к созданию исторических трудов нового типа, потребовавших привлечения большого количества новых источников по всемирной (преимущественно византийной) истории и большой источниковедческой работы. Трудности, связанные с розысками и научным согласованием разновременных и разноязычных документов и книг, очень красочно описаны одним из составителей такого хронографа.

«Во многи и долговременныа труды внидохом, еже избрати ото многих летописных и бытийских книг нужнейшаа и добрейшаа и совокупити воедино — зане же те книги вси о едином пишут, а во всех многаа рознь: тот то оставил, а ин — ино. И за величество тех книг неудобно есть их стяжати…

…Получих таковыа книги, начах таковое дело и многа лета в сих упражняася и встерзаа от многих летописных книг добрейшаа, яко же цветы некиа и совокупляа воедино… мног же подъях труд за разгласив речей в тех книгах, изыскуя праваа и за разгласив многих словиц…не постави в грех, елико, неразумна ради, речи силу премених или за неудобь разумные, старыа и иностранныа речи» [144] Иконников В. С. Опыт русской историографии. Киев, 1908, т. II, кн. 2, с. 1167. .

Этот трудолюбивый историк с трудом приобретал необходимые книги, так как занят был «рукоделием, еже стяжати чим живот кормити». В другой рукописи описываются трудности источниковедческой работы по анализу дат и хронологических перечней: «то разногласие в числах летописных от преписующих бысть». «Долгого ради времени пишемая стираются и незнаема бывают».

Далее приведены конкретные примеры: если у буквы «Т» сотрется одна черточка, то нельзя определить, было ли здесь «Т» или «П»; если сотрется верхняя черта у «П», то нельзя узнать, что здесь было — «П» или «И», и цифру 300 можно принять за 80, а 80 за 8 [145] Бодянский О. М. О времени происхождения славянских письмен. М., 1855, с. 126. .

Московские историки XVI в. извлекли из архивов такие источники, которые в XIX–XX вв. стали достоянием русской византинологии (например, предметом исследований акад. В. Г. Васильевского), в том числе «Беседы патриарха Фотия», «Житие Дмитрия Солунского», «Житие Стефана Сурожского» и др. При этом они, возможно, натолкнулись и на неизвестные нам греческие и древнерусские источники.

Даты событий в русских летописях поставлены от такого мифического библейского эпизода, как «сотворение мира» богом. По одним расчетам это происходило за 5508 лет до другой, тоже мифической (но принятой нами в настоящее время), точки отсчета — «рождества Христова». По другим расчетам интервал между этими точками равнялся не 5508 годам, а ровно 5500. Поэтому при переводе русских летописных и византийских дат на современное летосчисление легко может быть допущена ошибка, если мы не знаем, какая именно эра счисления положена в основу [146] Рыбаков Б. А. Древняя Русь…, с. 162–173. .

Привнеся необходимые поправки, мы можем следующим образом представить себе тот уникальный летописный листок, который историки XVI в. включили в свою новую («Никоновскую») летопись.

6372 г. (872 г.) Убиен бысть от Болгар Осколдов сын.

6373 г. (873 г.) Того же лета воеваша Асколд и Дир Полочан и много зла сотвориша

6375 г. (875 г.) Възвратишася Асколд и Дир от Царяграда в мале дружине и бысть в Киеве плачь велий. Того же лета бысть в Киеве глад велий. Того же лета избиша множество Печенег Осколд и Дир. Того же лета избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много новгородцких мужей [147] Никонов, лет., с. 9. .

Приведенные выписки интересны не только своей фактической стороной (бегство новгородцев от варягов в Киев, походы на печенегов, полочан, на Византию), но и тем, что свидетельствуют об очень раннем начале киевского летописания — на рубеже третьей и четвертой четверти IX. К этому интереснейшему источнику придется обратиться вновь при рассмотрении исторических событий IX в.

Какие-то лаконичные отрывочные записи велись, вероятно, и в дальнейшем, на протяжении X столетия. В самом конце X в., в 997 г., в расцвет княжения Владимира I был создан первый летописный свод, вобравший в себя и краткие годичные записи, и сведения из византийских хроник, и придворную эпическую поэзию (не былины), и припоминания самого летописца и его современников, и отдельные сказания, записанные в X в. [148] Черепнин Л. В. «Повесть временных лет»…, № 25. .

Местом составления первого летописного свода могла быть кафедральная митрополичья Десятинная церковь в Киеве (настоятелем которой был Анастас Корсунянин) или кафедра заместителя (викария) митрополита белгородского епископа. Белгород расположен на рубеже земли Древлян, и это может объяснить известные симпатии к древлянам, проглядывающие в описании мести княгини Ольги древлянам [149] Рыбаков В. А. Древняя Русь…, с. 184–190. .

Составление свода, его окончание могло быть приурочено к съезду епископов, происходившему в Киеве около 996–997 гг. и занимавшемуся разными юридическими делами (отмена вир за убийство, возможно, церковный судебный устав).