Роберт Робинсон - Чёрный о красных: 44 года в Советском Союзе

Скоро я стоял перед широкоплечим, суровым офицером КГБ, который взял у меня паспорт. Всем своим видом он показывал, что считает меня мошенником. Разумеется, я понимал, что его научили смотреть на всех так, словно он хотел сказать: «Я тебя, мошенник, насквозь вижу». Он изучил каждую страницу моего паспорта, потом внимательно рассмотрел мою фотографию и долго вглядывался мне в лицо. «Где вы раздобыли этот паспорт?» — грозно спросил он. Но я не позволил ему запугать меня. «Простите, гражданин, — сказал я твердым голосом, — администрация и партийная организация завода, где я работаю, — Первого государственного подшипникового завода, который носит имя великого вождя Владимира Ильича Ленина, обратились с официальной просьбой в ОВИР с тем, чтобы мне выдали заграничный паспорт для поездки к друзьям в Уганду».

Офицер КГБ еще раз пролистал паспорт, потом похлопал им по руке, сказал: «Подождите» — и удалился в один из кабинетов. Я засек время.

Через десять минут дверь кабинета открылась, и оттуда вышел офицер вместе с каким-то гражданским, по виду начальником. Они стояли у двери и разглядывали меня. Я смотрел на них. Тем временем очередь за моей спиной значительно выросла. Но еще больше возросла моя решимость, и я не сводил глаз с инспектора. Тот вернулся к себе в кабинку и протянул мне паспорт и посадочный талон. Я поблагодарил его и вместе со своими спутниками прошел в зал ожидания.

Угандийцы уселись по обе стороны от меня. «Хорошо, что мы приехали заранее, а то вы могли бы опоздать на самолет», — сказал один из них.

Я посмотрел на часы: «Конечно, опоздали бы!» Как ни странно, я был совершенно спокоен, не то что в прошлый раз. Мне казалось, будто мы втроем находимся в какой-то прозрачной капсуле. Когда объявили мой рейс, я не кинулся к воротам вместе с двумя сотнями других пассажиров, а пошел сзади. Угандийцы шли рядом. Тот, что помоложе, показал на темнокожую пару: «Африканцы». Он пробрался через толпу, о чем-то поговорил с ними, вернулся к нам и сказал: «Они из Танзании». Было приятно сознавать, что кроме меня в самолете летят другие чернокожие. У выхода из зала, где пассажиры ожидали автобуса, мы заметили еще одного африканца. Он оказался угандийцем, возвращавшимся в Кампалу после нескольких лет учебы в Москве. Мы познакомились. «Господь не оставляет меня. Я полечу на землю предков не один», — подумал я.

Я попрощался со своими друзьями, которые попросили меня сразу же по прилете в Кампалу послать телеграмму в посольство. Вместе с моим новым знакомым из Уганды мы вышли из здания аэропорта и сели в автобус, который довез нас до самолета.

Оказалось, что наши места были рядом, а пара из Танзании сидела совсем недалеко от нас. Я пристегнул ремень, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Заработали моторы самолета. Я ждал. Никто не выкрикивал мое имя. Самолет промчался по взлетной полосе и взмыл в воздух. Я благодарил Господа и плакал.

Открыв глаза, я увидел, что мой спутник смотрит на меня с беспокойством. Он спросил, как я себя чувствую. «Все в порядке», — успокоил я его. Чтобы рассказать, что я чувствовал в тот момент, понадобилось бы не меньше времени, чем чтобы двадцать раз облететь земной шар.

Примерно через час полета мне и в самом деле стало нехорошо. Угандиец заметил это и спросил, приходилось ли мне раньше летать на самолете. Я ответил, что приходилось, и плохо мне никогда не было, правда, с моего последнего полета прошло много лет, и я успел состариться. Стюардесса разносила напитки, и я решил, что глоток коньяка поможет мне прийти в себя. Наш самолет сделал небольшую остановку в Одессе и снова поднялся в воздух. Я с облегчением подумал, что мы покидаем воздушное пространство Советского Союза, и неожиданно почувствовал себя лучше. Под нами было море — Черное или Средиземное. Десять часов спустя самолет пошел на посадку. Я выглянул в иллюминатор: слепящее солнце и иссушенная земля. «Хартум», — объявила стюардесса.

Никогда раньше я не был в Африке, но много слышал и читал о ней. Я испытал благоговейное чувство, словно паломник на пути в землю предков. Нам разрешили выйти на двадцать минут из самолета. Ступив на суданскую землю, я почувствовал, что жизнь вернулась ко мне. Вокруг были красивые, открытые, дружелюбные лица. Мне хотелось расцеловать всех. Свобода, свобода! Хотелось кричать о свободе, наслаждаться свободой, пить свободу по капле. Свобода опьянила меня.

Когда пассажиры вернулись в самолет, стюардесса объявила, что мы прилетаем в аэропорт Энтеббе, в Уганду, через три часа. Сорок четыре года несправедливостей и лишений, проведенные в Советском Союзе, прошли передо мной: расизм; КГБ; постоянный мрак; утрата друзей, открытое и скрытое презрение, препятствия к браку, одиночество. Я был не в силах остановить нахлынувший поток воспоминаний. Как ни странно, я не был зол, хотя прежде, бессонными ночами в своей тесной комнатенке, задыхался от злой обиды. Когда самолет начал снижаться, на сердце уже было легко и радостно.

Самолет приземлился, и у меня захватило дух от картины, которую я увидел за бортом. Какое буйство природы. Цветы в феврале? Не в раю ли я? От волнения я боялся окончательно потерять голову. Мне хотелось выбежать из самолета и целовать землю. Моторы затихли, пассажиры принялись доставать чемоданы из багажных отделений и продвигаться в сторону выхода. Мой спутник пропустил меня вперед.

Я ступил на трап и почувствовал себя в теплых солнечных объятиях. Вспомнил, как удивили меня русские «солнцепоклонники», которых я увидел на Волге вскоре после приезда в Советский Союз. Сорок четыре года спустя мне тоже хотелось поклоняться солнцу. Я ухватился обеими руками за перила трапа и стал медленно спускаться.

«Мистер Робинсон, мистер Робинсон! Сюда!» — услышал я приятный голос. Внизу стоял мой друг Осеку, с которым я познакомился в посольстве Уганды в Москве. Осеку подбежал к трапу, повторяя: «Мистер Робинсон, мистер Робинсон». Едва я ступил на землю, он обнял меня и произнес прекрасные слова: «Добро пожаловать в нашу страну!»

Заполняя анкету для получения выездной визы, я твердо решил, что если мне удастся выбраться, в СССР я не вернусь. И вот я в Уганде: у меня загранпаспорт с визой на 45 дней и бесполезный билет на самолет в Москву, который я купил, чтобы не вызвать подозрений. Мне разрешили взять с собой небольшую сумму (равную 174 долларам), на которую можно было прожить 45 дней, не дольше.

К счастью, из аэропорта меня отвезли прямо в гостиницу, где поселили на правах личного гостя Иди Амина. Я прожил в гостинице шесть недель; завтракал, обедал и ужинал — и все бесплатно. Через два дня после приезда мне сообщили, что Амин посылает за мной машину. Президент принял меня у себя в кабинете. Почти сразу разговор зашел о моей жизни в Советском Союзе: Иди Амин буквально засыпал меня вопросами, причем его особенно интересовала моя профессиональная карьера. Удовлетворенный моим рассказом и информацией, полученной от Матиаса Лубеги, Амин сказал: «Я готов предоставить вам гражданство, ибо люблю чернокожих. Мне все равно, откуда они родом, потому что все чернокожие вышли из Африки». Он предложил мне не только остаться в Уганде, но и поработать в техническом колледже в городе Кьямбого, в одиннадцати километрах от Кампалы.