Сергей Кремлев - Великий и оболганный Советский Союз [22 антимифа о Советской цивилизации]

Сегодня коммунисты морально стоят выше всех своих противников.

В другом месте своей книги Уэллс повторил и усилил эту оценку:

Большевистское правительство — самое смелое и в то же время самое неопытное из всех правительств мира… Но по существу своему оно честно. В наше время это самое бесхитростное правительство в мире.

Сказал Уэллс и о «белых». Например, так:

Сомнительные авантюристы, терзающие Россию при поддержке западных держав — Деникин, Колчак, Врангель и прочие, — не руководствуются никакими принципиальными соображениями и не могут предложить какой-либо прочной, заслуживающей доверия основы для сплочения народа. По существу — это просто бандиты…

Если бы кто-нибудь из военных авантюристов, которым покровительствуют западные державы, по роковой случайности захватил власть в России, это лишь прибавило бы к общему развалу пьяный разгул, казнокрадство и засилье развратных содержанок…

Уэллс — как большой мастер культуры — умел ухватить сразу многое. Он, например, глубоко понял «крестьянскую» послереволюционную ситуацию. Рассказав о жестоких лишениях в Петрограде, далее Уэллс писал иначе:

У крестьян сытый вид, и я сомневаюсь, чтобы им жилось много хуже, чем в 1914 году. Вероятно, им живется даже лучше. У них больше земли, чем в 1914 году, и они избавились от помещиков. Они не примут участия в какой-либо попытке свергнуть советское правительство, так как уверены, что пока оно у власти, теперешнее положение вещей сохранится. Это не мешает им всячески сопротивляться попыткам… отобрать у них продовольствие по твердым ценам. Иной раз они нападают на небольшие отряды красногвардейцев и жестоко расправляются с ними. Лондонская печать раздувает подобные случаи и преподносит их как крестьянские восстания против большевиков. Но это отнюдь не так. Просто-напросто крестьяне стараются повольготнее устроиться при существующем режиме .

Последнюю фразу выделил я: уж очень она богата по содержанию, объясняя многое из того, что произошло в СССР уже в тридцатые годы. В одной этой фразе — весь трагизм будущей коллективизации!

Не провести ее Россия не могла — если хотела жить дальше. Но провести коллективизацию без жесткого и решительного слома крестьянской психологии тоже не представлялось возможным. Ведь средний крестьянин и на рубеже двадцатых-тридцатых годов хотел лишь одного — повольготнее устроиться при существующем режиме! Он был не против Советской власти, но лишь в том случае, если Советская власть не мешала ему жить жизнью, в основе своей дедовской, в деревне, по своему укладу тоже недалеко от дедовской ушедшей. А индустриальной России было необходимо крупное товарное сельскохозяйственное производство, невозможное без коллективизации.

Впрочем, я забежал далеко вперед. Вернемся к Уэллсу, размышляющему в главе «Гибнущий Петроград» о причинах сложившейся ситуации:

Вы, конечно, скажете, что это зрелище беспросветной нужды и упадка жизненных сил — результат власти большевиков. Я думаю, что это не так… Россия не есть организм, подвергшийся нападению каких-то пагубных внешних сил и разрушенный ими. Это был больной организм, он изжил сам себя и потому рухнул…

Уэллс здесь был и прав и не прав…

Россия — еще царская — безусловно, подверглась системному нападению враждебных ей внешних сил — не большевиков, конечно. Это нападение началось задолго до Первой мировой войны и революции и проводилось в стиле стратегии «непрямых действий». Сильная, независимая Россия мешала планам будущей глобализации даже больше, чем, например, сильная и независимая Германия. То есть Уэллс, усматривая причину краха старой России лишь во внутренних причинах, ошибался.

Но в целом, оценивая старую Россию как больной организм, изживший сам себя, Уэллс не ошибался. Здоровый организм выдерживает даже самые сильные, самые бешеные внешние атаки! Новая Россия доказала это в 1941 году. Больной же организм не способен им сопротивляться. И это тоже видно на примере России — в 1917 году, в 1991 году. И оба раза за крах России оказались ответственными не сторонники коммунистической идеи, а антикоммунисты! В 1917 году это были антикоммунисты буржуазно-помешичьего, а в 1991 году — партоплазматически-интеллигентского образца…

Возвращаясь к Уэллсу, замечу, что он, вначале отрицая роль пагубных внешних сил, сразу же за этим опроверг сам себя, продолжив так:

…Не коммунизм, а европейский капитализм втянул эту огромную, расшатанную, обанкротившуюся империю в шестилетнюю изнурительную войну. И не коммунизм терзал эту страдающую и, может быть, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил ее чудовищно жестокой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несут гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист.

Итак, Уэллс все же признавал, что внешние силы сыграли в крахе старой России тоже немалую роль. Причем список внешних губителей России английский писатель мог бы и расширить. Но Уэллс был, пусть и вялым, но противником революции как способа социальных преобразований, и поэтому он, хотя и обличал капитализм, плохо разбирался в социальной его «механике».

Зато в том, что такое имидж и как его создают, Уэллс разбирался, что доказывает следующий случай… Вначале его привели в школу, где все ученики поголовно знали о писателе Уэллсе, но никто не знал Мильтона, Шекспира, Диккенса, которые, как с юмором писал Уэллс, «копошились у ног… литературного колосса» Уэллса.

Тогда через три дня Уэллс неожиданно для сопровождавщего его Корнея Чуковского перекроил всю намеченную утреннюю программу и потребовал, чтобы ему немедленно показали любую школу поблизости. К его удивлению, школа была поставлена неплохо, имела большой набор наглядных пособий, химических и физических приборов и т. д.

Уэллс засвидетельствовал:

Я видел, как готовили обед для детей, — в Советской России дети питаются в школе; он был вкусно сварен из продуктов гораздо лучшего качества, чем обед, который мы видели в районной кухне.

И это была уже не инсценировка типа «а вот, кстати, и рояль в кустах оказался». Когда под конец визита во вторую школу Уэллс с сыном решили «проверить необычайную популярность Герберта Уэллса среди русских подростков», то результат оказался ожидаемым: «Никто из этих детей никогда о нем не слыхал». Тем не менее Уэллс — после сбора дополнительных материалов — пришел к следующему выводу:

…в условиях колоссальных трудностей в советской России непрерывно идет грандиозная работа по народному просвещению и… несмотря на всю тяжесть положения в стране, количество школ в городах и качество преподавания неизмеримо выросли со времен царского режима.