Юрий Жуков - Тайны Кремля

Первым таким своеобразным прокуратором, для Литвы, стал М. А. Суслов, собственно лишь переменивший место службы, но не ее саму. Прежде всевластный первый секретарь крайкома в Ставрополе, он оказался теперь в той же роли в Вильнюсе. В тот же день, но в Таллин, получил назначение и Н. Н. Шаталин. Но даже то, что полтора месяца спустя, 29 декабря, он стал по совместительству еще и председателем бюро по Латвии [456] Там же, л. 58. , ничего не изменило в его положении подчеркнуто «задвинутого». Лишний же раз показало — подобная должность для Шаталина является демонстративным понижением — и утверждение на аналогичный пост в Кишинев, в марте 1945 года, совсем уж никому неизвестного партфункционера Ф. М. Бутова.

Но какое значение на расстановку сил в узком руководстве оказывало перемещение не входившего в него Н. Н. Шаталина? Ни для кого не являлись секретом его очень тесные отношения с Маленковым, их общие взгляды, полное взаимопонимание, поэтому падение столь надежного сотрудника, и особенно — вслед за понижением в должности еще одного безоговорочного сторонника линии Георгия Максимилиановича, «его» человека, но не в партийных, а государственных структурах, М. 3. Сабурова, выглядело слишком уж нарочитым. Означало бесспорный очередной удар по Маленкову, хотя и не прямой, а косвенный. По его престижу. По слишком уж возросшему влиянию, возможности с помощью соратников или просто союзников, даже временных, воздействовать на подготовку, принятие решений, претворение их в жизнь.

Сегодня все еще нельзя однозначно ответить на вопрос, был ли прав Генри Кессиди, утверждавший, что здоровье Сталина серьезно ухудшилось в конце 1944 года. Зато бесспорно, не вызывает сомнений, иное. За всеми перемещениями на вершине власти стоял тогда никто иной, как Иосиф Виссарионович. И, судя по всему, отстаивал при этом отнюдь не государственные, а сугубо личные интересы. Стремился таким образом восстановить авторитет, прежнее положение лидера ради одного: проведения именно своего, действительно умеренно-консервативного курса, как предполагал Кессиди и как доказало будущее. Ну а добиваться того, если такое исходное предположение верно, Сталину позволили два обстоятельства.

Прежде всего, продолжавшееся успешное наступление Красной Армии. Почти полное освобождение страны — части вермахта оставались, но в «Курляндском котле», только в Западной Латвии. Занятие значительных территорий в Европе — полностью Румынии, Болгарии, восточных районов Польши и Югославии, вступление в Венгрию. Стремясь снять с себя вину за неподготовленность СССР к войне, сублимировать собственные страх и отчаяние, порожденные катастрофой в июне 1941 года, Сталин непременно должен был делать все возможное для отождествления побед с собственной ролью в руководстве Красной Армии как председателя ГКО, как верховного главнокомандующего. Настойчиво убеждать и себя, и всех в том, что успехи советских войск неразрывно связаны только с ним. Принял поэтому, хотя и был сугубо гражданским человеком, звание маршала — 6 марта 1943 года, после завершения Сталинградской битвы. Не отказался 28 июля 1944 года, когда практически завершилось изгнание врага из страны, и от ордена Победы.

Посчитал все эти знаки доблести и геройства честно заслуженными.

Во-вторых, на действия Сталина, а вместе с тем и на его самооценку, не менее сильно могли повлиять и столь же блестящие успехи советской дипломатии. В меньшей степени — вывод из войны без излишних боев и жертв Финляндии, Румынии, Болгарии. В несоизмеримо большей — соглашение поначалу только с Черчиллем, а затем уже и с Рузвельтом о самом важном для СССР. Об обеспечении национальных интересов, национальной безопасности после победы. Представление — чего также нельзя исключать, что достигнутое во время встречи на высшем уровне является его личной заслугой. Наконец, решающим здесь обязательно должно было стать и общее признание его, Сталина, законным членом «большой тройки», наравне с британским премьером и президентом США. Признание тем самым главою одной из трех великих держав мира.

Вместе с тем при поиске объяснений происходившего не следует забывать и о чисто человеческой черте — гордыне. Об унижении, испытанном Сталиным 30 июня 1941 года, когда его заставили согласиться с созданием ГКО. На раздел власти с Молотовым, Берия, Маленковым. Людьми, хотя и полностью лояльными ему, но далеко не во всем разделявшими его взгляды, его планы на ближайшее и отдаленное будущее. Вполне возможно, что Иосиф Виссарионович опасался несогласия Молотова с решительным отказом от революционно-интернационального курса, что могло быть расценено Вячеславом Михайловичем выражением если и не контрреволюционных, то во всяком случае ревизионистских взглядов. Сползанием на позиции оппортунистической социал-демократии. Мог опасаться Сталин и Берии, скорее всего возражавшего бы против дальнейшего усиления унитаризма, умаления практических прав национальных союзных республик, низведения их до уровня областей, краев. Нельзя исключить и того, что серьезные расхождения могли обнаружиться у Сталина и с Маленковым, твердым и последовательным сторонником быстрейшего свертывания после победы оборонной промышленности, как это показали все последующие события.

Уверенным Сталин мог быть только в тех, кого именно он выдвинул, надежно оградив своим именем, постоянной и неуклонной поддержкой. В «молодых» — Вознесенском, Булганине, Косыгине, которым еще предстояло оправдать доверие вождя. Оправдать безоговорочной поддержкой при всех возможных разногласиях в узком руководстве. В «старых» — Андрееве, Жданове, Микояне, Швернике, уже доказавших, и не раз, верность и преданность лично ему, Сталину. В тех, кто «молодой» или «старый» — безразлично, являлся «управляемым», не желал, да и не мог выдвигать собственные, оригинальные идеи, планы.

Трудно сомневаться в том, что именно эти причины и обусловили прежде всего кадровые перестановки в узком руководстве, приведшие к новому балансу сил. К усилению позиция Сталина. Столь же уверенно можно говорить и о том, что умеренно-консервативный курс, по выражению Кессиди, получил воплощение в результате той кропотливой работы, которую вел Г. Ф. Александров и возглавляемое им УПиА, по выработке и закреплению принципиально новых идеологических ориентиров. По созданию новой оси координат, призванной разделять население СССР не по старому принципу — на сторонников и противников социализма, «белых» и «красных», а на «патриотов» и «космополитов», под которыми, используя непривычный еще эвфемизм, тогда подразумевали националистов. В равной степени и сепаратистов на западных землях, и тех, кто выступал за сохранение прав союзных республик.