Юрий Жуков - Тайны Кремля

Ознакомившись с состоянием дел на месте, члены ГКО не согласились с мнением Жданова. Решительно поддержали его оппонента А. А. Кузнецова, второго секретаря Ленинградского обкома и горкома партии, считавшего не только необходимым, но и возможным отражение натиска врага. Двое суток спустя, 28 августа, сразу после возвращения Молотова и Маленкова в Москву, ГКО категорически отвергло собственное, данное ранее, согласие на эвакуацию заводов [274] Там же, д. 6, л. 35–36, 60. .

И все же неуверенность в себе, даже страх перед будущим, вновь обуявшие Сталина из-за резко ухудшившейся обстановки в районе Одессы, Киева, под Москвой, вскоре заставили ГКО внести серьезные коррективы в принятое, как казалось, окончательное решение. Направить 13 сентября замнаркома внутренних дел В. Н. Меркулова в Ленинград для подготовки совместно с противником намеченных мер — А. А. Кузнецовым «взрыва и уничтожения предприятий, важнейших сооружений и мостов на случай вынужденного отхода наших войск» [275] Там же, д. 9, л. 100. . Тогда же, но лично Сталиным был отдан приказ и о минировании кораблей Балтийского флота [276] Кузнецов Н. Г . Накануне. Курсом победы. М., 1991, с. 408–409. . Наконец, 4 октября — признали необходимым приступить к эвакуации заводов, только теперь не двух, а трех — Кировского, Ижорского и № 174, что полностью осуществить не удалось.

Преодолевая пессимизм, чувство бесперспективности дальнейшей обороны Ленинграда, охватывавших многих членов узкого руководства, но главное — Сталина, лидерам ГКО все же удалось добиться решений и прямо противоположного характера. Об отзыве Ворошилова, вновь продемонстрировавшего вопиющую бездарность полководца, в распоряжение НКО. О назначении — 8 сентября — командующим Ленинградским фронтом Жукова [277] Жуков Г. К . Указ. соч., с. 295. . О направлении в блокированный город наркома торговли РСФСР Д. В. Павлова уполномоченным ГКО [278] РЦХИДНИ, ф. 644, оп. 1, д. 9, л. 16. для безотлагательного налаживания максимально возможного и желательно бесперебойного снабжения осажденных продовольствием.

И хотя снять блокаду или прорвать ее ни тогда, осенью 1941 года, ни много позже Красная Армия так и не смогла, но немцев остановила. Символ Октябрьской революции врагу не сдала. Но на том результаты поездки Молотова и Маленкова в Ленинград не ограничились. Вмешавшись в организацию его обороны, они невольно восстановили Жданова и против себя, и против Кузнецова, что проявилось, и притом с весьма серьезными последствиями, много лет спустя.

К концу сентября части вермахта захватили всю Прибалтику и Белоруссию, почти всю Украину, Крым кроме Севастополя и Керчи. Вплотную приблизились к Вяземско-Ржевской линии обороны, последнему заслону на пути к советской столице. 2 октября, когда Гитлер объявил об «окончательном» наступлении на Москву, германские армии уже начали прорыв с юга на Тулу, с севера на Калинин, в центре на Можайск. Намеревались, взяв город в клещи, принудить его к капитуляции. Завершить на том и восточный поход, и войну с СССР.

Критичность ситуации, ощущение всеми, даже населением, неминуемого приближения катастрофы требовали решительных, радикальных мер. Возможно, с кадровыми перестановками на самом высшем уровне. Именно поэтому 2 октября члены ПБ согласились с необходимостью созвать 10 октября Пленум ЦК. Определили и повестку дня: «1. Военное положение нашей страны. 2. Партийная и государственная работа для обороны страны». Однако неделю спустя они отказались от задуманного. Еще одно решение по тому же вопросу гласило: «Ввиду создавшегося недавно тревожного положения на фронтах и нецелесообразности отвлечения с фронтов руководящих товарищей, Политбюро ЦК постановляет отложить Пленум на месяц» [279] РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 1042, л. 38, 47. . Но следует ли сегодня принимать подобное объяснение за истинное, единственное?

Действительно, для всех первым несомненным признаком ухудшения положения под Москвой стали утренние и вечерние сводки Совинформбюро, сообщавшие с 7 октября об ожесточенных боях на «Вяземском и Брянском направлениях». О том же свидетельствовала и передовая статья «Правды» за 9 октября, призывавшая страну «мобилизовать все силы на отпор врагу». И уж совершенно однозначным признаком назревшей страшной развязки стало строительство с 12 октября уличных баррикад в столице.

Именно тогда, 8 октября, настоящая паника охватила и узкое руководство. В тот самый день, почему, собственно, и отсрочили созыв Пленума, «в связи с создавшейся обстановкой», ГКО «для проведения специальных мероприятий по предприятиям г. Москвы и Московской области», другими словами — для минирования, как это уже было с Ленинградом, образовал специальную «пятерку» (так в тексте. — Ю. Ж ). Ввел в нее замнаркома внутренних дел И. А. Серова, начальника управления НКВД по Москве М. И. Журавлева, секретарей МГК Г. М. Попова и Б. Н. Черноусова, начальника главного военно-инженерного управления НКО Л. 3. Котляра. Во всех районах образовал «тройки», сформированные в тех же самых целях и по аналогичному принципу [280] Там же, ф. 644, оп. 1, д. 11, л. 181. .

А 15 октября ГКО пришлось принять еще одно, логически вытекающее из предыдущего, решение. То, которое служило гарантией для власти от любых неожиданностей, особенно вполне предсказуемых — «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы» [281] Микоян А. И . В Совете по эвакуации//Военно-исторический журнал. 1989, № 3, с. 33. . Разумеется, за столь широковещательным, выспренним названием крылась весьма простая и конкретная акция — срочная отправка на восток только высших органов законодательных и исполнительных структур Советского Союза и Российской федерации — президиумов верховных советов, совнаркомов. В тот же день начался их поспешный, если не сказать панический, отъезд в Куйбышев.

Однако, несмотря на оцениваемое как почти безвыходное положение, отчаянные действия узкого руководства, Сталину удалось сохранить присутствие духа. На этот раз, в отличие от 22 июня, он не поддался страху, не растерялся. Он должен был отлично понимать, что сдачу Москвы немцам ни при каких условиях допустить никак нельзя. Это непременно привело бы к окончательной утрате престижа и страны, и правительства, и лично Сталина в глазах всего мира — и противников, и союзников. Вместе с тем ему приходилось считаться и с иным. С таящейся в пока только отложенном Пленуме потенциальной угрозе для себя. Ведь в случае столь непоправимого, как потеря столицы, ему могли больше не простить столь неумелого руководства. И потому Иосифу Виссарионовичу приходилось рассматривать оба решения ГКО не только как естественную, необходимую предосторожность, но и как последнее предупреждение.