Мэтью Деннисон - Двенадцать цезарей

Но потомков не удалось обмануть. Убийство Клавдия накануне совершеннолетия Британника превратило Агриппину в воплощение коварной мачехи. Со временем это злодейство сравнивали только с преступлениями ее сына, в чьих интересах она действовала. Она дорого заплатит за цареубийство.

«Никто и никогда не использовал во благо власть, добытую преступлением», — комментировал Тацит в другом контексте. [134] TacHist. 1.30 В случае Нерона это оказалось правдой. К этому времени Агриппина совершила хет-трик: сестра, жена и мать людей, которые правили миром. Тем самым она раскрыла еще один секрет принципата — личность принцепса можно использовать для реализации планов и амбиций сторонних лиц. Это было опасное развитие событий, особенно в глазах римлян, если этим лицом была женщина. Обычные читатели не сомневаются, что Клавдия убила Агриппина, поскольку исторические источники почти единодушно сходятся на этой версии. Эта история приправлена женоненавистничеством, замешенной на сексе, политике, страхами перед миром, который может перевернуться с ног на голову, сенсационностью нарушения естественного хода вещей. Это история императора, превратившегося в проводник чужих идей. Как мы увидим, она была соответствующей прелюдией к правлению преемника Клавдия.

Нерон путешествовал вдалеке от Рима, его вьючные мулы были подкованы серебром. Путь лежал в Грецию и обратно, хотя, выражаясь метафорически, дорога домой не задалась. Эллинофилия не входила в число достоинств цезарского Рима. Этот странствующий рифмоплет испытывал «желание бессмертия и вечной славы», — как сказал Светоний. Он пел, участвовал в скачках, обманом и развратом добывая путь к бесчестью, — все это на виду у публики. При закрытых дверях он буянил и убивал. Его дурная слава жива до сих пор. Греки осыпали Нерона наградами. «Они одни, — говорил он, — стоят моих усилий». Только греки имели вкус к музыке. Но греческие «вкусы» в толковании Нерона включали нечто большее, чем пение или игру на кифаре. Одной из его «жен» был молодой мальчик по имени Спор. Нерон велел его кастрировать, чтобы он всю жизнь провел в этой роли. (Спор действительно был предан ему до конца, и это редкий пример верности в этой истории.) Он также женился на вольноотпущеннике Дорифоре, но в этом случае роль «жены» играл сам Нерон, «крича и вопя, как насилуемая девушка», когда Дорифор исполнял супружеские обязанности. Нерон нарушил даже изначальные отношения сына и матери: когда их несли в одних носилках, преступную пару выдавали следы на его одежде. (Может быть, поэтому этот расточительный император, ловивший рыбу золотой сетью, никогда не надевал одну и ту же одежду дважды.) Правление Нерона характеризуется театральными излишествами — благодаря Монтеверди и Генделю его бесчестные условия и страшная обстановка отображены сегодня на оперной сцене. После смерти императора его память была предана забвению постановлением сената, а историография Нерона открывает широкий простор для собирателей скандальных слухов. Невзирая на извращения, кровосмешение и убийства, для дилетантов он отвратителен своей реакцией на крупнейший пожар Рима: в то время как в 64 году в горевшем городе гибли люди, император занимался тем, что сочинял музыку.

Нерон появился на свет ногами вперед — дурная примета в Риме, — а его рождение отмечалось предзнаменованиями, сулившими убийство и трон (вероятно, это было удобным дополнением со стороны летописцев). Кроме «наглости, похоти, распущенности», хаотичная жизнь, перевернувшая его внутренний мир с ног на голову, по словам Светония, отличалась «скупостью и жестокостью». Светоний описывает, как однажды его увлекали мечты о потерянных сокровищах царицы Дидоны (в том случае, когда его отдых не нарушался кошмарами и призраком матери, которую к тому времени он уже убил). Об этом мифическом кладе рассказал ему римский всадник, который якобы мельком видел его в огромных пещерах в Африке. Подобные несбыточные надежды были сутью жизни Нерона: ежедневные события заменялись поэзией, действия — мечтами и иллюзиями величия. Когда он обедал в своем новом дворце — Золотом доме, — потолок вращался, если громоздкий поворотный механизм приводился в движение водой. Через отверстия узорчатых панелей из слоновой кости на гостей императора сыпались цветы, и в воздухе рассеивались ароматы. Однако в своей мечте, воплотившейся в реальность, сам Нерон смердел («его тело было покрыто пятнами и имело дурной запах»). Его пиры продолжались с полудня до полуночи. По словам Светония, «вставал он только затем, чтобы освежиться в купальнях, зимой теплых, летом холодных, — и никогда в интересах дела». Как и его предшественник Гай, Нерон не брал на себя все императорские обязанности. Престарелые сенаторы быстро заметили, что он был первым принцепсом Рима, который стал использовать наемных составителей речей. Его выбор (точнее, выбор его матери) пал не на кого иного, как на писателя и философа Луция Аннея Сенеку. В то время этот шаг мог выглядеть разумным, позже он стал восприниматься как безучастность к делам и даже хуже того — как актерское представление.

Его ужасный отец, Гней Домиций Агенобарб, «человек, гнуснейший во всякую пору его жизни», по определению Светония, совершил инцест со своей сестрой, убил мальчика просто ради забавы и на Форуме, на виду у всех зрителей, выбил глаз одному всаднику за его критику. Злобный и равнодушный к общественному презрению, он не может оставить историков беспристрастными. Его сын Нерон в молодости бродил по улицам после наступления темноты в накладных волосах, войлочной шапке или в обличье раба. В компании друзей и с охраной он вламывался в бордели, громил и грабил лавки, нападал на прохожих, избивая их и нанося раны. В 56 году в одной из таких стычек он чуть не потерял глаз, когда сенатор Юлий Монтан воспользовался темнотой, чтобы отомстить Нерону за то, что тот пристал к его жене. По словам Светония, Домиций с мрачным самодовольством утверждал, что от него и Агриппины «ничто не может родиться, кроме ужаса и горя для человечества». Но Нерон получал удовольствие не только от жестокостей случайного насилия. Крутой нрав императора охлаждали состязания колесниц, борцовские поединки, конкурсы актерского мастерства и пения. В противоположность ночным похождениям убийства в период его правления были направлены на политических оппонентов. В отличие от трех своих непосредственных предшественников Нерон не особенно наслаждался их смертями. Во всяком случае, у нас нет причин предполагать это.

Со временем он начал угрожать, что разрушит сенаторский порядок управления и «поручит войска и провинции всадничеству и вольноотпущенникам». Действительно ли он хотел это сделать или нет, но древние римляне не могли этого допустить. В результате из-под пера ранних писателей мог появиться беллетризованный Нерон — архетип зла, угрожающий национальным мифам о Республике, все еще милой Тациту и другим авторам. Неудивительно, что этого ненавистника сената обвиняют в сексуальной невоздержанности и тирании. Как мы знаем, подобной клеветой наши источники осыпают своих политических оппонентов. История повторяется: это делалось в отношении Юлия, Тиберия, Гая и даже Клавдия. В случае с Нероном многие его выходки могут оказаться правдой, так как в агрессивности источников наблюдается единообразие, что само по себе может оказаться убедительным.