Мэтью Деннисон - Двенадцать цезарей

Если верить Светонию, Авл Вителлий, родившийся в 15 г. н. э., унаследовал столько же от дяди, чье имя он носил, сколько от отца. Тот Авл Вителлий, один из четырех сыновей Публия Вителлия из Нуцерии («будь он из древнего рода, каким он мог гордиться, или от низких родителей и предков, заведомо был римским всадником и управителем имений Августа»), был склонен к роскоши и умер во время своего консульства в 32 году, когда его впечатлительному племяннику было семнадцать лет. По словам Светония, он «славился роскошью и особенно блистал великолепием пиров». Из четырех братьев только Луций Вителлий, отец будущего императора, стремился создать себе доброе имя, хотя Светоний очерняет его память, обвиняя в чрезмерном подобострастии перед Гаем Калигулой, которому он (первым из римлян) открыто поклонялся, как живому богу, и перед Клавдием, женам и вольноотпущенникам которого он угождал с бесстыдным раболепием. (Он стал носить с собой как талисман сандалию императрицы Мессалины, которую прятал под тогой, а иногда, когда на него обращали внимание, доставал и целовал.) Такое приторное подобострастие принесло плоды. Весьма успешный наместник Сирии, Луций Вителлий, добавил к трем консульским срокам и цензорству правление империей, пока Клавдий отсутствовал в Риме во время британской кампании в 43 году. В тот период подобный доступ к власти был необычным для сенатора, не принадлежащего к императорской семье. В результате его два сына, будущие консулы, близко познакомились с работой государственного механизма. Нам неизвестно, до какой степени это повлияло на их честолюбие (если вообще повлияло), как и неизвестна реакция матери Вителлия, Секстилии, на близость мужа к Клавдию. Тацит отмечает: «…древней чистотой нравов отличалась и мать братьев Вителлиев Секстилия». (Принципат сына «не принес ни радости, ни милости судьбы… — до того чувствовала она себя чужой своей семье».) Вероятно, именно эти качества привели ее мужа в объятья вольноотпущенницы, чью слюну, по утверждению Светония, «он смешивал с медом, чтобы лечить ею горло, как снадобьем, и не изредка или незаметно, а повседневно и при всех».

Такая близкая связь с прежним режимом может объяснить, почему Вителлий считал возможным править, не принимая титулы «Август» и цезарь в качестве элементов своего официального положения: в данных обстоятельствах такие вербальные узы были излишними. Она также может быть причиной явно недостаточных усилий, которые он предпринял, чтобы оправдать свое положение как принцепса. Устроив поминальные жертвоприношения в честь Нерона на алтаре Марсова поля, он подчеркнул свое право наследовать Юлиям-Клавдиям и вместе с тем укрепить позиции оставшихся неронианцев (к которым он причислял себя и те германские легионы, благодаря которым взошел на трон). Вителлий восхвалял Гальбу только под большим нажимом и никогда не одобрял Отона. Кроме того, он сохранил в обращении монеты Нерона (а также Гальбы и Отона) и отказывался конфисковать подарки, жалованные своими предшественниками. Сознательно или бессознательно, Вителлий вел двойную игру, заявляя о своих приверженностях и одновременно помещая себя в континуум имперских правителей Рима, не делавших различия между Юлиями-Клавдиями и недавними принцепсами. На протяжении следующего десятилетия усилия Веспасиана и Тита по капитализации своих связей с Клавдием и Британником показывают, что политический климат в Риме изменился не настолько, чтобы семью Августа можно было легко забыть.

Для читателя, который принял точку зрения, что характер человека остается неизменным с раннего детства, Светоний в портрете Вителлия приводит красноречивые подробности. «Гороскоп его, составленный астрологами, привел его родителей в такой ужас, что отец его с тех пор неотступно заботился, чтобы сын, хотя бы при его жизни, не получал назначения в провинцию, а мать при вести о том, что он послан к легионам и провозглашен императором, стала оплакивать его как погибшего». Эти предсказания предположительно касались той «жестокости», позже подтвержденной источниками, пример которой приводит Светоний и которая относилась к периоду, предшествовавшему возвышению Вителлия. У будущего императора был сын от первой жены, Петронии. Говорили, что сын Петрониан, незрячий на один глаз, был отравлен отцом — возможно, чтобы не дать ему получить богатое наследство матери (которым, как предполагается, Вителлий хотел завладеть сам). Светоний сообщает об этом преступлении, как известном по слухам. Сам будущий принцепс объяснил смерть сына тем, что тот «покушался на отцеубийство, но от угрызений совести сам выпил яд, предназначенный отцу». Мы сами должны решить, кто виноват. Это правда, что Вителлий позже выразит озабоченность по поводу судьбы жены и детей в случае своего отречения от власти. Но, как мы убедились, также истинно то, что источники настаивают на обвинениях в матереубийстве и свидетельствуют о постоянной нужде в деньгах и недобросовестности при попытках получить их: сообщают, что он растратил казну городов Синуесса и Формия и затеял абсолютно лживое судебное разбирательство, когда кредитор слишком рьяно начал настаивать на возвращении долга.

Первого января 69 года легионы Нижней Германии отказались принести присягу Гальбе. На следующий день командующий германскими легионами, неронианец Фабий Валент, провозгласил Вителлия принцепсом. Третьего января восстали также легионы Верхней Германии, присоединившись к своим соседям. Это была первая из двух революций легионеров, случившихся в тот месяц. Вторая произошла в Риме 15 января, в результате ее сенат признал Отона императором. Под его знамена встали дунайские войска, легионы Иллирика и Востока. Вителлия единодушно выбрали западные армии, включая британскую. В повествовании Тацита стремление получить императорский трон принадлежало не Вителлию, а Валенту, который «побудил слабого духом [Вителлия] стремиться к таким целям, достичь которых он ранее и не надеялся». [217] TacHist. 1.52 Возможно, именно Валент вместе со своим верхнегерманским коллегой, Авлом Цециной Алиеном, «молодым, красивым, статным, непомерно честолюбивым» (к которому он в других отношениях не испытывал симпатии), укрепил решимость Вителлия отвергнуть многочисленные предложения Отона, в которых тот обещал деньги и теплый прием в обмен на отказ от претензий на трон. Независимо от намерений Вителлия ни Валент, ни Цецина не были согласны на компромисс. Оба были обижены мнимыми несправедливостями Гальбы: первого задело то, что Гальба отказался в какой-либо конкретной форме признать его роль в убийстве Фонтея Капитона, второй был оскорблен обвинениями в растрате казны в период его квесторства в Бетике. Как и другие противники власти до него и после него, «Цецина, сочтя себя обиженным, решил вызвать смуту в государстве, с тем чтобы общественные бедствия отвлекли внимание от его личных обид», и вышел из Верхней Германии в Рим во главе своего легиона. [218] TacHist. 1.53 Одновременно поднял свои войска и Валент: его путь, пролегавший через Галлию, был более долгим и медленным. Такая диспозиция поставила перед Вителлием задачу набрать дополнительные силы для своей армии, во главе которой он вовремя вышел из лагерей с намерением дать бой отонианцам. Легионы Валента и Цецины перегруппировались у Бедриака, где Отон принял роковое несвоевременное решение вступить в сражение. Результат нам известен. Все было кончено задолго до того, как прибыл Вителлий.