Альфонс Ламартин - История жирондистов Том I

Вечер рокового дня Лилиенгорн провел в комнатах короля — видел, как тот читал письмо, затем последовал за ним на бал. Это был преступник-загадка: убийца, колебавшийся между жаждой крови своего благодетеля и ужасом перед своим желанием.

Почти ребенком Густав вырвался из-под опеки аристократии: раскрепощая трон, он раскрепостил народ. Став во главе армии, набранной без денег и дисциплинированной лишь с помощью энтузиазма, Густав завоевал Финляндию и уже угрожал Санкт-Петербургу. Остановленный возмущением своих офицеров, запертый в палатке стражей, он ускользнул от них и поспешил на помощь другой части своего королевства, завоеванной датчанами. Он победил этих ожесточенных врагов Швеции, и народная признательность возвратила Густаву его раскаявшуюся армию.

Густав спас положение вне государства, умиротворил народ внутри его; бескорыстный во всем, кроме славы, он имел теперь только одно честолюбивое желание — отомстить за покинутое дело Людовика XVI и вырвать из рук гонителей королеву, которой безмерно восхищался. Это героическая мечта имела один недостаток: гений Густава был больше его государства; героизм, несоразмерный со средствами, делает великого человека похожим на авантюриста и превращает грандиозные планы в химеры. Но история судит иначе: с этой точки зрения не столько успех, сколько сердце делает героя.

Смерть Густава вырвала радостный крик у якобинцев: они боготворили Анкарстрема; но самый взрыв их радости при известии о кончине короля Шведского показал, как мало искренности содержалось в их презрении к этому врагу революции.

С устранением двух главных препятствий ничто больше не удерживало Францию и Европу от схватки, кроме слабого кабинета Людовика XVI. Нетерпение нации, честолюбие жирондистов и гнев конституционистов соединились для низвержения этого кабинета. Бриссо, Верньо, Гюаде, Кондорсе, Жансонне, Петион, их друзья в Собрании, члены салона у госпожи Ролан колебались между двумя решениями, равно для них открытыми, — низвергнуть власть или завладеть ею. Бриссо советовал принять последнее решение. Более опытный в политике, чем молодые ораторы Жиронды, он не понимал революции без правительства. По мнению Бриссо, чем крупнее были события, тем необходимее было давать им направление. Поставленная беспомощной перед Собранием и общественным мнением, власть сама шла им в руки, надо было только ею завладеть; потом они уже могли установить монархию или республику, в зависимости от знаков судьбы и воли народа.

Тем не менее дальновидная политика обнаружилась в самом выборе жирондистами людей, которых они вывели вперед и представили королю в качестве министров. Бриссо выказал в этом терпение, свойственное зрелому честолюбию. Свое благоразумие он сообщил Верньо, Петиону, Гюаде, всем выдающимся личностям жирондистской партии. Они были готовы на все — и направлять власть, и сместить ее; они уже стали повелителями, но пока не обладали никакой ответственностью. Сверх того, воздержавшись от вступления в первый кабинет, они оставались популярными, сохраняли как в Собрании, так и в клубе якобинцев те голоса, которые были бы заглушены в правительстве: эта популярность им была необходима для борьбы против Робеспьера, который шел за ними по пятам. Получив доступ к делам, они старались выказывать к этому сопернику больше презрения, чем питали в действительности: Робеспьер один уравновешивал всё их влияние у якобинцев.

Возгласы Билло-Варенна, Дантона, Колло д’Эрбуа не тревожили жирондистов, но молчание Робеспьера их беспокоило. Они победили его в вопросе о войне, но стойкое сопротивление Робеспьера и стремление к войне не лишили его веса в глазах народа. Когда он шел — за ним следовали, когда не шел — его ожидали; таким образом, само благоразумие указывало жирондистам на необходимость не доверять этому человеку и занять в Собрании положение между ним и правительством. Жирондисты стали искать вокруг себя людей, ничтожных самих по себе, но связанных с их партией, чтобы сделать этих людей министрами; им понадобились не правители, а инструменты, которые можно повернуть произвольно против короля или против якобинцев, безбоязненно возвысить или без упреков совести низвергнуть. Они думали найти такие склонности в Клавьере, Ролане, Дюмурье, Лакосте и Дюрантоне; только в одном человеке жирондисты ошиблись. Дюмурье под внешностью авантюриста скрывал умение ясно понимать обстоятельства.

Когда роли были таким образом розданы и госпожа Ролан уведомлена о близком возвышении своего мужа, жирондисты напали на правительство в лице Лессара. Бриссо прочитал искусно и коварно составленный обвинительный акт против этого министра — акт, в котором совпадения заменяли факты, предположения выдавались за доказательства, а всё вместе сообщало переговорам, проведенным Лессаром, преступный характер измены.

Бриссо предлагает обвинительный декрет против министра внутренних дел. Собрание молчит или аплодирует. Некоторые члены, не защищая министра, требуют тем не менее взять время на размышление. «Поспешите, — кричит Инар, — пока вы рассуждаете, изменник сбежит!» — «Я долго был судьей, — отвечает Буланже, — но никогда так легкомысленно не назначал уголовного наказания». Верньо, видя нерешительность Собрания, устремляется на трибуну, чтобы заклеймить оправдания и медлительность правой стороны. «Нет, нет, — говорит он, — не нужно доказательств, чтобы издать декрет об обвинении: достаточно вероятностей. Между нами нет ни одного человека, в котором трусость и вероломство, характеризующие действия министра, не произвели бы живейшего негодования. Не он ли в течение двух месяцев хранил в своем портфеле декрет о присоединении Авиньона к Франции? Кровь, пролитая в этом городе, обезображенные трупы стольких жертв не требуют ли от нас мщения? Я даже с этой трибуны вижу дворец, где низкие советники обманывают короля, которого дала нам конституция, куют цепи, которыми хотят нас сковать, и замышляют заговоры, которые должны нас предать Австрийскому дому. (Зал оглашается бешеными рукоплесканиями.) Наступило время положить конец этой дерзости, этой наглости и наконец уничтожить заговорщиков! В прежние времена страх и ужас часто исходили из этого знаменитого дворца во имя деспотизма; пусть же теперь они выступят во имя закона (продолжительные рукоплескания); пусть все обитатели дворца знают, что конституция обещает неприкосновенность только королю и закон настигнет всех виновных, что там не останется ни одной преступной головы, которая избежит предназначенного ей меча».

Эти намеки на королеву, которую обвиняли во влиянии на австрийскую сторону, дошли до Людовика XVI и заставили его подписать назначение жирондистского кабинета.