Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Несомненно, работающие над историей XVII в. – и до пожара 1626 г., и после пожара 1626 г. – больше всего пользуются приказными делами. Вот почему нам надо остановиться раньше всего на приказах и рассмотреть эту приказную систему, которая, к сожалению, описана очень слабо в наших исторических трудах – как нечто второстепенное, хотя в действительности она имела колоссальное значение для XVII в. и особенно для источниковедения XVII в.

У нас есть для изучения приказов середины XVII в. прекрасное пособие – это сочинение Григория Котошихина. [972]Григорий Котошихин был очень своеобразной фигурой в XVII в. Вначале он был подьячим в московских приказах. Что у него произошло в приказах, до сих пор точно не известно. Сам он в своем жизнеописании жалуется на то, что его обижал князь Юрий Долгоруков. А князь Юрий Алексеевич Долгоруков был действительно человеком чрезвычайно жестоким и придирчивым. О нем великолепные строки написал в своих «Посадских людях XVII в.» покойный П. П. Смирнов. Но, во всяком случае, известно, что Григорий Карпович Котошихин, по выражению наших документов, «заворовал», т. е. сбежал вначале в Польшу. В Польше он не удержался. Из Польши переправился в Любек, затем в Нарву и оттуда в Стокгольм. По дороге он переменил имя и стал называться Иваном Александровичем Селицким. В Стокгольме он поселился в доме королевского переводчика Анастасиуса и помогал при переводе русских писем. Известна следующая история, которая ярко его характеризует как человека. Он, по—видимому, вступил в связь с женой своего хозяина Данилы Анастасиуса. В припадке ярости убил своего хозяина и был в Стокгольме казнен. Котошихин является автором сочинения о России XVII в. На рукописи этого сочинения, в библиотеке Упсальского университета, имеется надпись: «Григорья Карпова Кошихина Посольского приказа подьячево, а потом Иваном Александром Селицким зовимаго, работы в Стохолме 1666 и 1667». [973]Надпись сделана почерком XVII в., но очень неуверенно, по—видимому одним из шведских переводчиков, а может быть, просто человеком, который жил в Швеции и интересовался русскими делами. Швеции особенно часто приходилось иметь дело с Россией. И вот этим объясняется большое количество документов, которые сохранились в Стокгольме.

Надо сказать, что отношение к сочинению Григория Котошихина у нас за последние годы было несколько неправильным. Поскольку Котошихин был изменником, признавалось, что и его сочинение является яростным памфлетом против Русского государства, против России XVII в. Присмотрясь к сочинению, мы видим, что сочинение не является памфлетом. Иногда в нем имеются высказывания против бояр, но в целом перед нами предстает настоящий русский человек, который не только с большим знанием, но и с большим интересом и участием описывает то, что происходило в это время в России. Причем он описывает то, что почти никогда не описывалось, т. е. приказы, распорядок при дворе и т. д., называет имена, фамилии и пр., с большим знанием дела. А вот поэтому, мне кажется, что слова, которые написаны шведским переводчиком рукописи Григория Котошихина, – а слова эти такие: «Так кончил жизнь свою Селицкий, муж русского происхождения, ума несравненного», – заслуживают внимания. [974]

Как бы мы ни расценивали жизнь этого настоящего авантюриста, очень нечистого в своей личной жизни человека, надо все—таки признать, что сочинение он написал превосходное, которое в отдельных своих частях перекликается с такими произведениями, как «Житие протопопа Аввакума».

Это, конечно, не памфлет, а пособие – чрезвычайно важное для изучения деятельности приказов. Я приведу пример, как описывается Устюжская четверть, о которой говорилось выше: «Приказ Устюжская четверть. А в нем сидит боярин да два или три дьяка. А ведом в том приказе город Устюг Великий со всякими податми с посацких людей и с волостных и уездных крестьян, и с кабаков, таможень, и со всяких откупов. А соберется тех доходов в год больши 20 000 рублев». [975]Краткое, очень точное описание, показывающее великолепную осведомленность человека. Однако, хотя мы и имеем такое подробное описание приказов, это не значит, что материалы приказов, которые описывает Котошихин, дошли до нас в сохранном и полном виде. Дела целого ряда приказов погибли в силу различных причин. Наиболее полно сохранились дела трех важнейших приказов – Посольского, Разрядного и Поместного. Причем количество материалов, сохранившихся от этих приказов, настолько большое, что, например, дела Разрядного приказа в столбцах до сих пор еще полностью не описаны, а столбцы Поместного приказа стали развертываться только в недавнее время. До сих пор мы толком не знаем, что же хранится полностью в этих делах.

Сохранились, но в гораздо меньшей степени, дела и других приказов: Тайного приказа, Приказа Большой казны и т. д. А дела некоторых приказов погибли. Так, погибли документы Приказа Казанского дворца, ведавшего территорией Казанского и Астраханского царств. От него уцелели случайные остатки.

Хорошо сохранились дела Сибирского приказа. Они до сих пор служат неисчерпаемым источником, откуда берутся разнообразные материалы по истории Сибири XVI–XVII вв.

Надо отметить, что сохранились документы Дворцового приказа. Я не случайно выделяю этот приказ. Дело в том, что Дворцовый приказ представлял собой приказ особого характера. Его материалы скорее можно причислить к таким документам, как документы отдельных бояр, или приказа, подобного Аптекарскому, который ведал и крупными делами, и иногда очень незначительными.

Обратимся к самому устройству приказов и посмотрим, что оно собой представляло.

Во главе приказа стоял, как правило, боярин или окольничий, иногда для небольших приказов мог быть и думный дворянин. Эти начальники приказов назывались также судьями приказов. Они говорили о себе, что сидят в судьях. Часто мы изображаем дело так, будто эти начальники только формально возглавляли приказы. Но в действительности это не так. Мы знаем, что в практике существовали судьи двух родов: одни действительно ведали делами и направляли их, другие только верховодили. Из числа первых напомню имя Афанасия Лаврентьевича Ордина—Нащокина, которого никто не считает человеком бездеятельным. Я мог бы назвать несколько других имен, хотя бы начальника Стрелецкого приказа князя Ивана Андреевича Хованского, который был убит во время восстания стрельцов 1682 г.

В целом надо сказать, что наиболее постоянным составом в приказах являлся дьяческий и подьяческий персонал. В приказе сидел дьяк. Если приказ был большой, то во главе стоял думный дьяк, который имел право заседать в Думе. В больших приказах – думный дьяк, один или два дьяка, как бы начальники канцелярии. В менее крупных – два дьяка или один дьяк. Ниже их стояли подьячие, писцы, сторожа, рассыльщики, в Посольском приказе – переводчики.