Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Этим, между прочим, и объясняется то, что столбцы чрезвычайно трудны для современного описания. Обычно ведь столбцы составлялись постепенно: склеивались, писались надписи на сставах. При этом склейка иногда делалась заранее, когда готовился целый столбец. Но для того чтобы понять, что представлял собой столбец, что в нем написано, необходимо было его развернуть и потом читать лист за листом.

Есть такой столбец Каширской приказной избы. Это обычные дела о различных поместьях. Для того, чтобы прочитать, надо было развернуть огромный столбец и читать. Часто случается, что столбец рассыпается. И сложить его очень трудно. Я никогда не в состоянии сложить так, как полагалось бы складывать, потому что я не научился быть подьячим и, вероятно, не научусь. Представляете, какая трудность возникает при пользовании подобного рода документами.

Вот почему и в самих приказах, наряду со столбцами, составлялись записные книги, потому что записные книги могли иметь оглавление, и ими было пользоваться легче, чем столбцами. Вопросы описания столбцов в наших архивах и хранение их не получили еще полного разрешения.

Эти вопросы поднимались упомянутым мною профессором И. Ф. Колесниковым. [990]Способы хранения столбцов различны. Есть возможность расклеивать приказные дела. Так были расклеены столбцы Посольского приказа. В этих условиях столбцы хранятся в виде целого ряда листов в папках. Но вследствие этого теряется вид столбца.

Если присмотреться к внутреннему содержанию столбца, то оказывается, что оно еще более сложное.

Столбцы Разрядного приказа представляют собой соединение различных дел, которые подьячий или дьяк соединил вместе. И этим объясняется то, что в столбцах Разрядного приказа Московского или Новгородского стола встречаются в одном столбце самые разнообразные дела. Стоит только посмотреть описи дел Разрядного приказа, как вы можете столкнуться с неожиданностью: начинается столбец о беглых крестьянах, а в середину вставлен какой—нибудь другой частный документ.

Это привело профессора И. Ф. Колесникова к очень неверному замечанию, что «таким образом, фактически единицей хранения (и следовательно, учета, обработки и использования) является каждая отдельная часть столбца», т. е. он разбивает столбец на отдельные части. [991]

Но такая разбивка далеко не всегда точна. Перед вами столбец, написанный одним почерком. Это – одно письмо. Вот черновой столбец, но представляющий частное письмо, и еще третье письмо. Это все соединили вместе. Что между ними общего» А что общего бывает у нас, когда мы кладем в одну папку письмо к письму»

Единицы хранения различны. Но разделите и положите письма в разные архивы, и вы не узнаете, что это письма, которые получал и рассылал один и тот же человек. Вот почему при описи архивов правильно, не мудрствуя лукаво, пользоваться столбцом как единицей хранения, имея в виду, что столбец делится на отдельные документы, так как установление, что является отдельным документом, может быть очень произвольным.

Столбцы являлись основной формой документов, не считая книг. Но существовали и применялись другие формы документов, в частности для царских грамот.

Царские грамоты писались на развернутых листах александрийской бумаги, и в конце XVII в. они представляли собой уже печатный документ, в который вписывались различного рода пожалования. И таких печатных документов, начало которых восходит к Алексею Михайловичу и которые стали распространены при Федоре Алексеевиче и при Иване и Петре Алексеевичах, сохранилось порядочно. Их как реликвии хранили в дворянских семьях, и некоторые коллекции их у нас имеются.

Вот перед вами жалованная грамота. Она написана на склеенных листах бумаги, таким образом это напоминает столбец. Шелковая материя – тафта, как бы покрывает эту грамоту. Грамота печатная с богатым орнаментом. В печатный текст вписано, кому дана жалованная грамота – Матвею Ивановичу Батюшкову, что дано, т. е. дается перечень земель, и т. д. Под текстом – подпись, которую иногда неопытные люди принимают за царскую подпись, которая никогда не ставилась на грамотах. На грамоте – печать государева: с одной стороны – двуглавый орел, а с другой стороны – Георгий Победоносец.

Те документы, с которыми мы обычно встречаемся в настоящее время в архивах, различаются по двум группам: беловики и черновики. Это относится, конечно, не только к столбцам, но и к книгам, но в столбцах должно быть особо подчеркнуто.

Черновик – черновые письма. Когда в приказах составлялась какая—нибудь царская грамота, то она прежде всего составлялась в виде чернового письма или черновика, который подвергался правке. Составлял подобные письма обычно подьячий, правил дьяк, иногда и сам думный дьяк.

В делах псковских и новгородских 1650 г. мы встречаем правки думного дьяка Посольского приказа Алмаза Иванова – одного из знаменитых приказных деятелей середины XVII в., который наследовал еще более знаменитому М. Волошенинову. Эти приказные правки дьяка для чтения чрезвычайно трудны. Дьяки, как большие начальники, и писали так, как большие начальники, самым сквернейшим почерком. Нужен очень большой навык для их чтения.

Такие черновые письма были тем, что называют в настоящее время «отпуск». Они и оставлялись в приказах.

Отсюда вытекает вывод, что в наших приказах царские указы, памяти и т. д. дошли до нас в виде «отпусков», черновиков.

Отписки, получаемые в приказах с мест, – это отписки беловые. И, наоборот, те отписки, которые имеются в съезжих избах, чаще всего являются черновиками, а царские грамоты – беловиками.

Это отличие нужно иметь в виду, потому что И. Ф. Колесников делает неправильный вывод, что «отпуск», черновик, и беловая грамота – одно и то же.

Дело в том, что черновая грамота в некотором отношении ценнее, чем беловая. Она позволяет установить работу приказа, а работа приказа отражает работу не только самого приказа, но и правительства. Однако, с другой стороны, мы никогда не можем быть уверены, что беловая грамота с такого—то чернового «отпуска» была действительно отослана на место.

Как составлялись эти грамоты» Это можно проследить по документам. Я остановлюсь на документах о восстании 1650 г. в Пскове и Новгороде.

Здесь, в этих документах, отложившихся в различных приказных делах, мы встречаем целый ряд пометок и поправок к первоначальному тексту. Сравнивая дела между собою, мы видим, что эти поправки представляли, в сущности, отражение той большой правительственной работы, которая велась над подобного рода документами.

То же самое происходило и на местах. Когда 15 марта 1650 г. в Новгороде произошло восстание, митрополит Никон, воевода князь Ф. А. Хилков и дьяк В. Сафонов спрятались от восставших, и дьяк написал немедленно отписку в Москву. Причем эта отписка имеет ту замечательную особенность, что она вся исчиркана. Что это явилось следствием восстания, видно из того, что в конце сказано: «… а переписать, государь, начисто не успели, стало вскоре, а писал я, холоп твой Васька». Это, собственно, единственный документ, который вы найдете в приказах, когда дьяк осмелился послать такой документ в приказ.