Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Обратимся теперь к вопросу о том, что дают писцовые книги и чего в писцовых книгах искать нельзя, т. е. проведем то критическое рассмотрение источника, которое мы проводили раньше с вами по отношению к другим приказным документам.

Прежде всего, нельзя требовать от писцовых книг полноты сведений. Иногда неполнота писцовых книг зависела от условий, при которых полагалось описывать ту или иную местность. И этим объясняется то, что исследователи, которые верят целиком писцовой книге как источнику, безусловно верному и точно изображающему картину населения того или иного времени и района, нередко ошибаются.

Приведу очень яркий пример такой неполноты, с которым мне пришлось встретиться в мои молодые годы. В 1624 г. в сотной выписи был описан город Дмитров. В этой сотной 1624 г. вы находите указание, что в Дмитрове было всего 108 тяглых дворов. А когда возьмете другие документы, то вы найдете еще описание Конюшенной слободы, находящейся в Дмитрове за рекой. Еще во время моей молодости эти две части города резко различались. В Конюшенной слободе, которая находилась в дворцовом ведомстве, было 60 дворов. Если сложить, то город представляется в 168 дворов; он становится, следовательно, гораздо больше, вполовину больше. Если возьмете переписную книгу 1705 г., то окажется, что в Дмитрове 188 дворов. Из других источников известны 87 дворов Конюшенной слободы и 25 дворов Борисоглебской слободы. Опять одна треть города оказалась неописанной. [999]

Этим, между прочим, объясняется очень большая ошибка, которую делают наши исследователи, когда говорят о городах конца XVI в. как о городах запустевших.

Мы встречаемся с явлением чрезвычайно странным. Возьмем хотя бы Коломну конца XVI в. По писцовым книгам, там мы встречаем ничтожное количество посадских людей. А когда сосчитаем всех людей в городе, то оказывается, что город не запустел. Произошло большое явление, произошло не запустение города, а переход посадского населения в беломестцы. Совершенно естественно представить себе, что монастырская слобода имела ремесленников, среди которых были и повара, и сапожники, и продукция их не могла быть рассчитана на монастырь, где жили 50 человек братии. Этот уход ремесленного человека под другую юрисдикцию особенно распространился в XVI в. Поэтому и Рязань, по рязанским писцовым книгам, кажется совершенно пустынной с точки зрения посадского населения, а когда вы сосчитаете все население, которое можно отметить как городское, то оказывается, что население Рязани было довольно значительным.

И вот эта особенность писцовых книг иным историкам очень мешает дать реальную картину русского города XVI в. и, вероятно, XVII в., так как по целому ряду причин в писцовых книгах описание некоторых слобод не помещали.

При изучении писцовых книг необходимо иметь в виду и большую пестроту описания. Были писцы, которые по тем или иным причинам умалчивали некоторые интересные для нас подробности в описании. Другие, наоборот, были чрезмерно словоохотливы и вносили такие данные и названия, которые не были как будто вызваны непосредственной необходимостью этого описания.

Наконец, не надо забывать о прямой утайке и населением, и писцами различного рода объектов описания. Утайка могла производиться простым путем – достаточно было в писцовом наказе не написать, что нужно заняться такой—то слободой, и она оказывалась пропущенной. Какой—то элемент неточности всегда был в писцовых книгах.

Это прекрасно знало правительство. Так, в 1614 г. правительство Михаила Федоровича, посылая своих писцов в уездные города, дало одному из писцов следующий наказ: «А вы будете учнете дозирати не прямо ж, и от того учнете посулы и поминки имати, а после про то сыщетца, и вам от нас быти в великой опале. А однолично б есте дозирали прямо и учинили нам перед прежним прибыль, а не учините прибыли, и мы пошлем с Москвы иных дозорщиков, а вам за то от нас быти в великой опале». [1000]

Это уже крик совершенно бесполезный. Никаких других дозорщиков посылать не могли, а первого дозорщика подозревали в возможном жульничестве. Это постоянное явление, с которым приходится сталкиваться в писцовых наказах.

Итак, писцовые книги отличаются, во—первых, неполнотой сведений; во—вторых, неясностью, потому что те или иные угодья или какие—нибудь статьи дохода не вошли в книгу. То же самое, в сущности, относится и к переписным, приправочным и дозорным книгам.

Поэтому очень важно предостеречь заранее, что можно найти в писцовых и переписных книгах, а что нельзя, и какие ошибки может сделать исследователь.

По этому поводу есть очень интересная статья Г. Е. Кочина «Писцовые книги в буржуазной историографии». [1001]Г. Е. Кочин последовательно рассматривает, как буржуазная историография относится к писцовым книгам.

Следует сказать, что до середины прошлого века писцовые книги были чрезвычайно мало известны в нашей исторической литературе. и это, конечно, не случайно, потому что даже для людей XVIII – первой половины XIX в. писцовые книги более раннего времени были не просто историческим документом, а документом, на котором нередко основывались владельческие права.

Когда впервые началось печатание в большом масштабе писцовых книг, чему в высокой степени способствовал Н. В. Калачов, тогда вообще в связи с общим повышением интереса к экономической истории стало развиваться изучение не столько писцовых книг, сколько экономической истории на основании писцовых книг.

И такие авторы, очень крупные, как и. Н. Миклашевский и А. С. Лаппо—Данилевский, были чрезвычайно заинтересованы писцовыми книгами и представляли себе, что на основании писцовых книг можно дать яркую картину прежнего состояния страны.

Но несколько позже началось более скептическое отношение к писцовым книгам. Д. и. Багалей в своей рецензии на книгу и. Н. Миклашевского, книгу, до сих пор представляющую значительный интерес, заявил, что книга и. Н. Миклашевского «представляет нечто среднее между исследованием и статистическим описанием». [1002]Тем не менее, этот неумеренный восторг и стремление свести все к таблицам, к статистике, очень ярко проходит в нашей исторической литературе.

Своего рода вершиной такого отношения можно назвать книгу Н. Ф. Яницкого, посвященную так называемому кризису в Новгородской земле в конце XVI в. [1003]Я нарочно это подчеркиваю, потому что в отличие от М. Н. Покровского Б. Д. Греков полагал, что в это время существовал кризис. Я думаю, что то, что считал Борис Дмитриевич показателем кризиса, представляет собою другое явление, представляет – революцию цен в XVI в. Здесь не стоит об этом говорить. и вот Н. Ф. Яницкий составил книгу почти целиком из одних таблиц. и в конце концов он ничего на этих таблицах не показал и ничего не доказал.