Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Более подробные сведения о численых людях и численых землях находим в грамотах XVI века. При разграничении Дмитровского княжества от других станов «численые земли» были отнесены к Москве, хотя бы они находились в пределах Дмитровского уезда, «и тем численым людем и ординцом тягль всякую тянути по старине с числяки и с ординцы» к великому князю. [358]

При всей краткости сведений о численых людях, или числяках, видно, что это были люди свободные, которые несли тягло («тягль») и земли которых находились под общей охраной великих князей и их князей—сородичей. Обязательство не покупать земли численых людей вытекало из стремления оставить эту категорию людей свободными, в основном это было запрещение обращать численых людей в закладников, что применялось к черным людям. Таким образом, в положении черных людей и численых людей было что—то общее. [359]

Возможно, вся разница между черными и числеными людьми заключалась не в их общественном положении, а в происхождении. С. Б. Веселовский правильно связывает происхождение численых людей с «числом» – татарской переписью населения русских земель. «Числениками» на Руси XIII века называли татарских чиновников, проводивших перепись. А. Н. Насонов с большим основанием говорит о какой—то организации для проведения переписи и сбора дани на Руси, об особых баскаческих отрядах, созданных татарскими числениками. Поэтому первой мыслью о том, кем были численые люди в XIV–XV веках, могло бы быть предположение, что это были люди, занимавшиеся сбором татарской дани. Но это предположение нельзя принять, так как численые люди появляются перед нами как люди тяглые.

Одна статья в завещании Владимира Андреевича Серпуховского прямо связывает численых людей с данью в Орду. «А переменит Бог Орду, – читаем в ней, – князь велики не имет выхода давати во Орду, и дети мои. А что возмут дани на Московских станех и на городе на Москве и на численых людех, и дети мои возмут свою треть дани московские и численых людей, а поделятся дети мои с матерью вси равно, по частем». [360]

Из других документов вытекает, что московская дань значительно превышала тот «выход», который в XIV столетии великие князья платили в Орду. По завещанию Владимира Андреевича, из общего размера дани в 5 тысяч рублей на его долю приходилось 320 рублей. Но тут же дан расчет, кто из наследников Владимира Андреевича и сколько должен платить в московскую дань. По расчету все наследники вместе должны получить почти в два раза больше, чем они платят в ординскую дань, вместо 320 рублей наследники Владимира Андреевича должны были собрать 585 рублей («шестьсот рублев без пятинатцати рублев»).

Отсюда становится более или менее ясным, кто такие были численые люди. По—видимому, к ним относились те же черные люди, но только положенные в «число», по которому устанавливался размер «выхода», ординской дани.

Что касается ординцев, то они были связаны со службами «по старине». Название «ординцы» указывает на характер их службы, связанной с Ордой или ординскими послами. В Переяславле Рязанском в самом конце XV века, уже после свержения татарского ига, жили «люди тяглые, кои послов кормят». [361]Ординская служба в том или ином виде представляла собой повинность тяглецов Ординской сотни в Москве. С течением времени эта служба все больше теряла свое значение, и Ординская сотня сделалась обычной московской черной сотней или слободой.

Делюи также обязывались службой «по старине», но характер этой службы более неясен.

Москва XIV–XV веков принадлежала к числу крупнейших торговых центров Восточной Европы. По своему центральному положению она выделялась из числа других русских городов и имела несомненные преимущества и перед Тверью, и перед Рязанью, и перед Нижним Новгородом, и перед Смоленском. По отношению ко всем этим городам Москва занимала центральное место и одинаково была связана как с верхним течением Волги, так и с Окой, имея своими выдвинутыми вперед аванпостами Дмитров и Коломну.

Можно сказать без ошибки и без преувеличения, что ни в каком другом средневековом русском городе мы не найдем такого пестрого смешения народов, как в Москве, потому что в ней сталкивались самые разнородные элементы: немецкие и литовские гости – с запада, татарские, среднеазиатские и армянские купцы – с востока, итальянцы и греки – с юга. В главе об иностранцах мы увидим, как этот пестрый элемент уживался в нашем городе, придавая ему своеобразный международный характер в те столетия, когда Москву в нашей литературе представляют порой небольшим городом.

Для иностранца, прибывшего в Москву с запада, русские земли представлялись последней культурной страной, за которой расстилались неизмеримые пространства татарской степи. «12 сентября 1476 года вступили мы, наконец, с благословением Божиим, в Русскую землю», – пишет итальянский путешественник, повествуя о своей поездке из Астрахани в Москву. «26–го числа (сентября того же года) прибыл я, наконец, в город Москву, славя и благодаря всемогущего Бога, избавившего меня от стольких бед и напастей», – вырывается у того же путешественника вздох облегчения. В пределах Русской земли итальянец—путешественник считает себя в безопасности. «Светлейшая» Венецианская республика поддерживает сношения с Москвой; если русские обычаи кажутся итальянцу грубыми, а русская вера – еретичеством, то не забудем об обычном заблуждении многих путешественников считать другие народы грубыми, невежественными и отсталыми.

В Москве итальянцы и немцы сталкивались с татарами, сведения о которых у Матфея Меховского и Герберштейна явно получены через русские руки. Здесь они узнавали о далеких странах севера, богатых драгоценными мехами. Через Москву легче всего было добраться в Среднюю Азию, как это позже сделал Дженкинсон.

Москву XIV–XV веков по праву надо считать важнейшим международным пунктом средневековой Восточной Европы. Европейские и азиатские костюмы причудливо перемешивались на ее улицах.

Основной водной магистралью, которая способствовала росту нашего города, была река Москва. Под городом Москва—река достигала значительной ширины, а для древнего судоходства была вполне доступна и выше, по крайней мере, до впадения в нее реки Истры. От Москвы течение реки становилось глубже и удобнее для судоходства, хотя даже в XVII веке большие речные суда нередко ходили только от Нижнего Новгорода, так как путь по Москве—реке и Оке изобиловал прихотливыми мелями.

Важнейшими направлениями, куда выводила Москва—река, были Ока и Волга. По Москве—реке добирались до Коломны, получившей крупное торговое и стратегическое значение. Существование особой коломенской епархии, известной с XIV века, подчеркивает значение этого города.