Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Итак, церковь Иоанна Златоуста была строением московских гостей, а это позволяет видеть в ней патрональную церковь верхушки московского купечества – гостей. Известно, что патрональные церкви имели значение не только религиозного, но и гражданского учреждения. При них обычно устраивались подвалы и амбары для хранения товаров, хранилась общая купеческая казна, устраивались в определенные дни общинные праздники. Название церкви Иоанна Златоуста – «бывшей гостиной древяной», может быть, указывает на существование другого храма, принадлежавшего гостям, уже не деревянного, а каменного. Запустение монастыря, бывшего изначала церковью московских гостей, обратило на себя внимание Ивана III, что могло быть тесно связано с оживлением сношений с Италией в конце XV века.

Некоторое указание на такую же церковь, связанную с гостями, видим в названии другой московской церкви. Собор Николы Гостунского был поставлен в 1506 году, на том месте, «идеже стояла церковь деревяная старая Никола Лняной зовомый». [451]Свое название «льняной» церковь могла получить от объединения купцов, торговавших льном. Николай Чудотворец считался покровителем торговцев льном и в Западной Европе,

Какие же права могли иметь объединения гостей и суконников» В XVII веке во главе суконников стоял «суконничий староста». На суконниках лежали обязанности платить золотые и пищальные деньги, поворотное, мостить уличные мосты и сторожить уличные решетки, от чего, впрочем, не освобождались и монастырские подворья. Обязанности суконников, обозначенные нами, окончательно оформились в XVII веке, но корпорация их сложилась гораздо раньше. Еще в 1621 году суконники просили о выдаче им жалованной грамоты, потому что такая «грамота» сгорела у них в московское разоренье, [452]следовательно, существовала уже в самом начале XVII века.

Что обязанности и привилегии гостей и суконников относятся к временам очень давним, можно увидеть из того, что об их службе говорится уже в междукняжеских договорах конца XVI века. В договоре 1388 года одна из статей устанавливает обязанности князей—совладельцев Москвы по отношению к гостям, суконникам и городским людям: «Блюсти ны с одиного, а в службу их не приимати». [453]В переводе на современный язык это звучит обязательством гостей, суконников и горожан не подчинять какому—либо князю, их ведать («блюсти») надо совместно.

Вопрос о том, что понимать под службой гостей, суконников и городских людей, вызвал полемику в исторической литературе. Одни исследователи полагали, что речь идет о военной службе городских людей (С. М. Соловьев и В. Е. Сыроечковский), [454]тогда как другие (М. А. Дьяконов) видели в «службе» княжеских договоров финансово—хозяйственную службу, подобную тем обязанностям, какие несли на себе московские гости и торговые люди в XVI–XVII веках. Оба эти мнения, однако, грешат неточным пониманием слова «служба», имевшего в

XIV–XV веках совершенно определенный смысл вассальной зависимости. Русское средневековье выработало даже особый термин «приказаться в службу» для обозначения принятия на себя вассальной зависимости. Как всякий свободный человек, горожанин мог «приказаться в службу» к одному из князей—совладельцев Москвы со всеми вытекающими отсюда последствиями. В понятие же «службы» входили различные обязанности «слуги» – вассала, в том числе обязанность выступать с господином в поход против неприятелей. Поступая в «службу» к кому—либо из князей—совладельцев, городской человек переходил под власть дворского того или иного князя и тем самым нарушал корпоративные привилегии сурожан и суконников.

В чем же заключались эти корпоративные привилегии» О них можно судить по позднейшим грамотам московским гостям. В грамоте 1598 года, данной новгородскому торговому человеку Ивану Соскову по случаю пожалования его «гостинным имянем», находим освобождение его от стояльщиков, разрешение безъявочно и безвыимочно держать дома питье, установление подсудности только самому государю. Важнейшей из этих привилегий является подчинение гостя суду самого великого князя. Именно такое пожалование находим в грамоте Дмитрия Донского новоторжцу Микуле с детьми. [455]

Непосредственная подсудность великому князю и освобождение от уплаты пошлин и составляли те привилегии, которыми пользовались гости и суконники с давнего времени. «Нельзя не заметить некоторого родства между новгородскими пошлыми купцами и московскими гостями и людьми гостиной и суконной сотни», – пишет В. Сергеевич, [456]тотчас же, однако, указывая на отдаленность такого родства. Но это родство представляется отдаленным только потому, что Сергеевич сравнивает два явления, хронологически разделенные пятью веками: «пошлых» новгородских купцов XII века и московских гостей XVII века. Между ними лежит целая пропасть, но эта пропасть не существовала между московскими гостями—сурожанами и суконниками, с одной стороны, и их новгородскими собратьями – с другой, в XIV–XV веках. Понять же большое влияние на политические события названных столетий гостей—сурожан и суконников, отвергая существование у них купеческих союзов, гораздо труднее, чем допустить, что московские купцы времен феодальной раздробленности были похожи на своих новгородских собратьев. Да и как понять без этого постоянное указание на гостей и суконников как особые группы городского населения, а таких указаний в наших источниках немало. Порядки Московского государства XVII века уничтожили старину, оставшуюся только в традиционных названиях гостей и суконников, но она ясно выступает в ранних летописных известиях и говорит о том времени, когда гости—сурожане и суконники составляли особые купеческие корпорации.

Слово «гость» употребляется в московских документах в двояком смысле. Во—первых, это вообще купец, торгующий за пределами своего княжества или города; во—вторых, это гость—сурожанин, специфически московский термин, обозначающий купца, торговавшего с Причерноморьем. Только в летописях встречаем другое название московских гостей – «сурожане». Высокое общественное положение сурожан выясняется из сообщений о Некомате—сурожанине, который вместе с сыном последнего тысяцкого Иваном Васильевичем затеял заговор против Дмитрия Донского. [457]Позже упоминается об убиении в Москве этого же Некомата, названного «брехом», то есть лгуном. Из докончания Дмитрия Донского с тверским князем выясняется, что «брех», как и сын последнего тысяцкого, владел селами, которые сделались собственностью московского великого князя.

Сурожане и суконники иной раз прямо вмешивались в политическую жизнь и распри московских князей. В числе заговорщиков, замысливших свержение великого князя Василия Васильевича Темного, находились бояре и гости. Некоторые гости и суконники затеяли крамолу («вскоромолили») против Василия и бежали в Тверь. Они же давали деньги в долг дяде великого князя Юрию Дмитриевичу. И хотя Юрий занимал эти деньги для борьбы с Василием, интересы заимодавцев не пострадали. Василий взял на себя обязательство заплатить чужой долг. [458]Этот факт сам по себе служит великолепным показателем того высокого положения, какое гости и суконники занимали в московском обществе середины XV века. Аннулировать долги, хотя бы сделанные враждебным князем, значило затронуть влиятельное московское купечество.