Эдвард Радзинский - Берегитесь, боги жаждут!

Побег проходил в лучших традициях пьес господина Бомарше. Количество шпионов после Революции, как отметит сам палач города Парижа Сансон, «небывало возросло». Дворец Тюильри кишел осведомителями Национального собрания, король ни на кого не мог положиться…

Около полуночи, когда от них ушел Лафайет (удостоверившись, что Семья во дворце и отправляется спать), король действительно удалился в спальню.

По Этикету, ложась в постель, он должен был привязывать руку камердинера длинным шнуром к своей руке. Дернув шнур, он всегда мог его разбудить.

Но теперь король не доверял даже своему камердинеру. В эту ночь он привязал шнур… к ножке кровати!

После чего неслышно сполз с постели и через потайной ход, по которому Людовик Четырнадцатый уходил из спальни к любовницам, спустился в комнату фаворитки Короля-Солнце Луизы де Лавальер. Там он переоделся в ливрею и в широкополой шляпе слуги благополучно вышел из дворца.

В своем кабинете король оставил обращение к народу. Он обвинял в нем депутатов, незаконно похитивших власть монарха, и перечислял все унижения и притеснения, которые пережили он и Семья.

Чуть раньше короля на площадь Каррузель вышла «служанка-королева». Ее едва не сбила карета Лафайета, отъезжавшая из дворца.

Воспитательница детей мадам де Турзель и сестра короля Елизавета успешно вывели дофина и его сестру.

Не без труда разыскали огромную карету.

Граф Ферзен, сидевший на козлах, ударил хлыстом. Бегство началось.

В ночи они без приключений выехали за город. Здесь граф Ферзен, единственный, кто мог реально помочь, должен был покинуть карету. Любовники щадили чувства короля.

За кучера на козлы сел переодетый гвардеец.

Его Величество воспринимал побег как прогулку, поэтому ехал с картой. Он захотел увидеть, наконец, страну, которой управлял. Точнее, управлял прежде. В карету погрузили огромное количество еды и вина – у Его Величества был отменный аппетит.

Ну, а дальше все развивалось так, как и должно развиваться королевскому мероприятию. План бегства был нарушен почти с самого начала. Драгуны маркиза Буайе, которым надлежало встречать карету в городах и сопровождать до границы, их не встретили. То опаздывала огромная карета, то встречавшие… Непонятно, как они вообще доехали без опасных приключений до городка Сент-Менеу, расположенного недалеко от границы.

Здесь любознательный король захотел познакомиться с городком, отмеченным на его карте, он сделал то, что было строжайше запрещено Ферзеном, – приподнял занавеску. Знаменитый нос Бурбонов выглянул на улицу. Это был большой нос. Во времена любвеобильных предков короля характерный нос Бурбонов украшал детей многих фрейлин. В Версале даже ходила милая поговорка: «Бог простит, свет забудет, но нос останется».

Королевский нос тотчас узнал молодой человек, помощник почтмейстера по имени Друэ. Он радостно воскликнул: «Ба! Та же физиономия смотрит с ассигнации в пятьдесят ливров».

Карета двинулась в Варенн – город на границе, а удалой Друэ вскочил на коня и поскакал следом…

Друэ и король. Гравюра. XIX в.

Односторонний королевский ассигнат 500 ливров с профилем Людовика XVI.

1790 г.

История в очередной раз улыбнулась. В Варенне семья планировала добраться до гостиницы «Великий монарх». Там их должны были ждать гусары Буайе… Гостиница находилась на том берегу.

Но до «Великого монарха» Людовик Шестнадцатый никогда не доедет. Обогнавший их Друэ сделал свое дело. Мост через реку, по которому должна была проследовать карета, перегородили перевернутыми телегами и бревнами.

Вскоре в городе загудит набат, и Национальная гвардия вышла на улицу.

Королевская карета на мосту.

Гравюра. XIX в.

Людовик обращается к народу Варена.

Гравюра. XIX в.

И наступил последний акт знаменитого побега. Король, покончив с постыдным маскарадом, обратился к окружившей их толпе: «Да, я ваш король. Я устал от оскорблений, которым подвергался в моей столице, я решил удалиться в провинцию. Надеюсь здесь снова обрести любовь народа к своему Государю… Надеюсь, мой народ вспомнит свой веселый, счастливый характер».

После чего грозным голосом приказал освободить мости отвезти их к «Великому монарху».

Ему в лицо расхохотались.

А потом они услышали взрыв – мост был взорван.

Маркиз Буайе, наконец-то прискакавший со своими драгунами, бесполезно стоял на том берегу реки, не смея перейти ее вброд. Весь Варенн уже был заполнен национальными гвардейцами.

В это время прибыли депутаты из Парижа. Они привезли декрет, в котором королю Франции приказаливернуться в Париж.

И король, отбросив бумагу, справедливо сказал: «Во Франции больше нет короля…»

Они очень устали, после безумного дня захотели провести ночь в Варенне. Но им не дали.

Приехавшие депутаты потребовали немедленного возвращения в Париж. Их окружала толпа – орали: «В карету их, в карету! Мы засунем в карету этих!..»

Король, королева и их дети вынуждены были слушать ругательства и проклятия.

Карикатура на королевскую семью. Бегство в Варенн. XVIII в.

Они ехали в Париж. В карету вместе с ними сели посланцы Национального собрания – два депутата, конституционный монархист Барнав и якобинец Петион.

Барнав поместился между Людовиком и Марией-Антуанеттой, Петион – между сестрой короля Елизаветой и мадам де Турзель. Никогда королевская семья не была так близка к депутатам Национального собрания, как в той поездке.

Дети весело бегали по карете, играли. Уже вскоре и Барнав, и даже Петион подпали под «скромное обаяние монархии». Оба депутата не увидели никакой надменности, о которой были столько наслышаны. Родители общались с детьми, как и должна общаться обычная семья…

Барнав потом напишет: «Это очень простая семья!»

Но были и неожиданные впечатления. Например, якобинец Петион решил, будто принцесса Елизавета в него влюбилась. Он даже написал: «Если б мы остались одни, я уверен, природа взяла бы свое…»

Вот так они ехали…

Петион. Гравюра. XVIII в.