Виктор Баранец - Ельцин и его генералы

Выступая 8 сентября на пресс-конференции в Кремле (в период активных бомбардировок натовскими самолетами позиций сербов), Ельцин неожиданно заявил о возможном создании военно-политического союза из республик бывшего СССР. Выступая в «Интерфаксе», Грачев отрицательно оценил эту идею и сказал буквально следующее:

— Это мы уже проходили в прошлом. И если скатиться на грань холодной войны, как было раньше, то ни к чему хорошему это не приведет ни для НАТО, ни тем более для нового блока во главе с Россией… Речь сейчас надо уже вести не о блоковом противостоянии, а о единой Европе в системе безопасности…

Заявление было правильным, но опасным. Оно шло вразрез с только что высказанной мыслью Ельцина о возможности создания военно-политического союза.

Пройдет совсем немного времени, и Грачев во время визита в Грецию в конце октября скажет уже совсем другое:

— Хотя мы и против блоковой системы, мы будем вынуждены решать с рядом государств бывшего СССР вопрос о создании какого-нибудь военно-политического блока. Более того, если, игнорируя заявления России, процесс расширения НАТО будет наращиваться быстрыми темпами, то России придется, видимо, искать партнеров в Юго-Восточной и Восточной Азии и в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Таких партнеров, я думаю, найдем…

Пожалуй, самое опасное для военачальника такого ранга — отсутствие принципов.

Единственный принцип, которого Грачев твердо придерживался, — будущая система безопасности в Европе должна создаваться под эгидой Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). И с политической, и с военно-стратегической точки зрения она была верной, и мало кто из аналитиков МО и ГШ с ней не соглашался. Ибо действительно, Европе вполне по силам навести порядок в своем доме без заокеанской помощи. Единая система европейской безопасности «отодвигала в сторону» американцев, а заодно и лидирующую роль НАТО в данном процессе.

В этом и состоял давний и главный тезис нашего подхода к проблеме.

Но американцы постоянно отклоняли его и упорно вели дело к расширению Североатлантического альянса и его функций в Европе и мире. Россия же, кроме недовольства этим, никаких практических действий в ответ не предпринимала.

Мы теряли стратегическое время.

Мы даже не сделали сильных попыток перехватить у американцев инициативу в споре и навязать убедительную систему контраргументов. И тон обязаны были задавать люди не с Арбатской, а со Смоленской площади. Как бы ни был высок Кремль, а из него не всегда далеко видно.

Над западными границами России все явственнее нависала тень НАТО…

В «Красной звезде» 14 октября появилось сообщение, что в адрес министра «поступают обращения от трудовых и воинских коллективов, общественных организаций с просьбой дать согласие баллотироваться кандидатом в депутаты». Далее приводился длинный перечень заводов, фабрик, акционерных обществ и объединений и даже 23 военных совхозов, которые страстно желали видеть министра обороны в Думе.

Нетрудно было догадаться, что идея этой «мыльной оперы» принадлежала одному из руководителей Главного управления воспитательной работы, большому мастеру в сфере политической бутафории…

Кто-то из въедливых генштабистов выяснил к тому же, что в армии уже не было такого количества военных свиноферм, труженики которых горели желанием видеть военного министра в парламенте…

Мой сослуживец полковник Евгений Лукашеня по этому поводу остроумно пошутил:

— В армии все-таки свиней меньше, чем кому-то кажется…

…7 октября 1995 года генерал Грачев в сопровождении большой свиты генералов и офицеров вылетел в Женеву на встречу с Перри, чтобы обсудить с ним ситуацию в Боснии и дальнейшее участие России в программе НАТО «Партнерство во имя мира».

Накануне мне удалось просмотреть документы, которые должны были лечь в основу заявлений Грачева на переговорах, отражающих позицию России. Меня поразило, что почти вся документация была очень сырая, и можно было предвидеть, что американцам не составит большого труда уложить нашего министра на обе лопатки.

Идеи, которые собирался озвучить Грачев, были очень слабо просчитаны с точки зрения последствий. Одна из них, например, заключалась в том, чтобы создать коалиционные миротворческие силы в Боснии. Это значило, что Россия становится по одну сторону с НАТО, самолеты которого продолжали бомбить сербов. Это значило, что Россия согласна идти на поводу у командования НАТО, принимает его условия игры и берет на себя те же жандармские функции.

Но кто мог гарантировать, что в случае неуклюжего поведения миротворческих (читай, натовских) частей и сербы, и хорваты, и мусульмане не сгруппируются и гуртом не станут всех нас бить.

Но и это еще не все. Грачев настаивал, чтобы в составе миротворческих коалиционных сил были не только США и

Россия, но и воинские контингенты других государств — «в первую очередь, граничащие с республиками бывшей Югославии». Когда в конфликт начинают вмешиваться непосредственные соседи, к тому же имеющие пограничные и другие претензии, — это нередко плохо заканчивается…

Встреча в Женеве, по сути, ничего не прояснила. Шла большая игра, в которой американцы жестко преследовали свои цели и добивались, чтобы мы играли по их правилам. К тому же предстояла встреча Клинтона и Ельцина в США, и Перри очень хотелось преподнести своему президенту «подарок» в виде «победы» над русскими, которых удалось одурачить. Но этого не случилось. Российский и американский министры обороны разъехались, лишь в самых общих чертах договорившись о подходах сторон к организации миротворческой акции в Боснии…

25 октября 1995 года Грачев срочно вылетел в США на переговоры с американским министром обороны. Основной вопрос тот же, что и в Женеве, — принципы участия воинского контингента России в международной миротворческой операции на Балканах.

Днем раньше из США возвратился неважно чувствующий себя Ельцин. Из-за этого он так и не смог дать министру подробных указаний, каких позиций надо было придерживаться на переговорах с Перри. Сам он не сумел выиграть у Клинтона ни одного вопроса (за исключением разве что согласия американцев на некоторые уступки по Договору о фланговых ограничениях). И тем не менее еще в США Ельцин заявил, что все вопросы по этому договору сняты, хотя американцы в тот же день бабахнули: такой оптимизм русского лидера «чрезмерный». (Тут уместно сейчас вспомнить откровения бывшего пресс-секретаря президента В. Костикова: «Как всякому человеку, ему (Ельцину Б. Н. — В. Б.) нужны были позитивные эмоции. Когда их долго, мучительно долго не было, приходилось прибегать к паллиативам, иногда рассказывать басни».)