Игорь Молотов - Черная дюжина. Общество смелых

Что касается всякого рода смычек в оценке деятельности «Памяти», то они объясняются одним: если мы очень внимательно посмотрим на центры идеологического руководства коммунистами, т. н. «оппозицией» и, с другой стороны, «демократами», то мы и там, и там увидим огромное количество сионистов, скрытых и открытых, так или иначе продолжающих применять тактику разложения внутри соответствующих движений.

Смычка «оппозиции» и «демократов» происходит и оттого, что основа у них одна, и основа эта коммунистическая. Есть симптоматичные, если не символические, факты. Демократы, пришедшие к власти, посносили памятники мелким коммунистическим чиновникам, бывшим палачам-исполнителям, а вот памятники дядьке Ленину и дядьке Марксу они оставили, найдя в них особую художественную ценность (это — особое большевистское слово-знак: русские храмы сносились, как не имеющие художественной ценности). Большевики разрушили памятники «проклятого царизма» и воздвигли своих истуканов, а демократы ничего не воздвигли, своей идеологии у них нет, осталась прежняя, но разыгрывается некий спектакль.

Что касается «оппозиции», которая в общем-то неплохо ладит с «демократами», то она просто говорит о «социалистических идеалах» и «деле Ленина». И у тех, и у других в основе — коммунистическая идеология, то есть идеология иудаистской по непосредственному происхождению атеистической секты. А поскольку мы боремся против следствий иудаистского мировоззрения, против сионистов, то, естественно, обе современные силы, основывающиеся, в конечном счете, именно на этом мировоззрении, обрушиваются на нас. У них цели разрушительные, «демократы» просто разрушают. «Оппозиция» стремится к восстановлению системы разрушения, созданной начиная с 1917 года непосредственными предшественниками нынешних «демократов». А у нас цели созидательные.

— Можно ли сказать, что русским патриотом не может быть не монархист и не православный?

— Нужно уточнить понятия. Православный человек не может не быть монархистом, если он истинно православный. Монархист не может не быть верующим, ибо иерархия небесная, увенчиваемая Царем Небесным, есть прообраз и оправдание иерархии земной, возглавляемой православным царем, помазанником Божиим. Если патриот тот, кто любит Родину, то это предполагает любовь к тому, что создало эту Родину, без чего она бы была совсем другим. Если в основе русской традиции — православие и самодержавие, то было бы странно, если бы русский патриот не был бы православным монархистом.

В мире есть добро и есть зло. Тот, кто не служит добру, которое есть Бог, служит злу, отрицанию Бога, то есть, в конечном счете, сатане, религия которого — атеизм, в переводе — «без-Божие». Было бы странным, если бы человек отрицал Бога, заодно не опирался бы на национальный опыт развития и при этом был патриотом, любил бы Отечество. Такая любовь есть, но она тоже какая-то странная — как любовь к ванне, сковородке, к жареной котлете…

Краеугольные камни идеологии «Памяти», сформулированной Дмитрием Васильевым, — ортодоксальный русский монархизм, — были понятны и приняты основной массой отечественных монархистов. Но и тут оказалось не все так просто: восприятие, равно как частности и нюансы, казалось, довольно простых идеологических установок так и не позволили Васильеву стать монополистом монархического движения. Хотя, конечно, «Память» и стала своего рода хабом для первой волны сторонников возрождения самодержавия в России. Путь его возрождения как раз и стал точкой распада монолитного имперского движения на две составляющих — «кирилловичей», выступавших за вхождение на престол эмигранта Кирилла Романова, и «соборников», которые заявляли, что только Общенациональный собор представителей русских сословий может выбрать нового помазанника. «Память» относилась к последним.

Как бы отчасти потешно это ни звучало, но идея возрождения монархии в России была довольно распространена в ельцинском правительстве. Да и сегодня с идеей реставрации носятся не только постаревшие черносотенцы, но и даже генеральный прокурор Крыма Наталья Полонская, которая регулярно проводит встречи с самозванцами из так называемого «Дома Романовых». Наследники князя Кирилла Романова уже даже запросили недвижимость в историческом центре Москвы, где они хотят обосноваться после возвращения в Россию. Какие претензии были у Васильева? Почему первый русский монархофашист не поддержал ельцинскую реставрацию?

Когда я уже завершал главу про взаимодействие чернорубашечников «Памяти» и РПЦЗ, мне позвонил Роман Амосов — офицер штаба «Памяти». В начале 90-х он был комендантом Марфо-Мариинской обители, где находился неофициальный штаб фронта. Роман начал не сразу: «Это вся история с РПЦЗ… Это действительно важно все, что я сейчас расскажу…»

— Что такое Марфо-Мариинская обитель? Это комплекс зданий. Есть поликлиника, наверху располагался кооператив «Крафт», через него официально поставлялись, то есть через Минздрав, все наркотические вещества. Обитель устроена таким образом: внутри была домовая церковь, а как госпиталь она была сделала так, что стены были не до потолка, и, когда шла служба, раненые как бы в ней участвовали. Храм, который стоит во дворе, тогда занимал Реставрационный центр им. И. Грабаря.

Но дело не в этом… Это 99-й храм архитектора Щусева. Если бы он построил 100-й храм, то был бы при жизни признан святым. Только вот 100-м его творением стал… Мавзолей. Как это произошло? За несколько лет до строительства храма его брат археолог откопал на территории Германии пергамский жертвенник, это был сатанинский жертвенник. Мавзолей — это уменьшенная копия этого жертвенника. А где лежит Ленин, это место для жертвы. Что-то, видно, произошло со Щусевым, когда брат все ему рассказал. Поэтому его последний храм очень необычен. На нем древнедруидская символика, кресты древнекельтские, древнеславянские, каббалистические надписи. Есть изображения динозавров и т. д. Два алтаря, один наверху, другой под землей. Сама конструкция не вписывается ни в какую концепцию храмов.

Более того, в здании Марфо-Мариинской обители был центр, где разрабатывали ядерное оружие. Когда мы разгребали подвал, я находил карточки из картотеки, где были сведения по атомной энергии. Я усиленно искал подземный ход. Когда мы попытались составить план обители, у нас ничего не вышло. Реально получается, что есть места, где нет никакого хода, и это большие места. Когда я выламывал заделанный шкаф, то там был ход наверх, там подчердачное помещение, но из бревен торчали обрывки провода. Очень много всего необъяснимого. И само место очень странное. Например, в крыле, которое примыкает к основному зданию, были закрыты все окна, свет горел только в коридоре, там у меня родилась мысль вскрыть пол, чтобы попасть в подвал. Было три человека: я, дежурный и мой друг Юрка. Я начал с другом выламывать доски, аккуратно, чтобы посмотреть, что там. Через некоторое время прибегает дежурный, говорит, что звонил Васильев, спрашивал, что у нас там происходит. Это было где-то 23.30 ночи. Дмитрий Дмитриевич сказал (когда я ему позвонил), что был звонок от неизвестного, который сказал, что что-то в обители не так. Ведь через те окна ничего не видно, если ты понимаешь, о чем я.