Льюис Спенс - Тайны древних бриттов

В данном учении мысль об ускорении конца Абреда, или земного плана, преподносится не столько в пророческом виде, сколько наукообразно. Говорится, что три вещи должны ускорить его финал: это болезни, борьба и энейдваддеу, которое уже интерпретировалось как состояние законного наказания за нанесение вреда. «Энейдваддеу» в данном случае подразумевает наказание, осуществленное справедливо и разумно, например, как результат военных действий или столкновения, вызванных справедливым поводом. Указывается, что ради блага и из милосердия к живым созданиям Бог учиняет между ними взаимную борьбу и убийства — доктрина, которую, как мы помним, весьма убедительно отстаивал Вордсворт. Однако современное сознание отшатывается от такого убеждения, оно словно вверяет себя нашим британским предкам, оставляя за скобками вопрос о невзгодах на плане Абреда. Все это укрепляет мою теорию относительно того, что философия, изложенная в «Барддас», никак не связана ни с одной из восточных систем, которые не только запрещают убийства и рассматривают отнятие чужой жизни как богохульство, но и вообще смотрят на жизнь как на тягостный опыт, который можно преодолеть, скорее, правильной тренировкой сознания, чем каким-либо иным способом. Более того, указанная доктрина несомненно обнаруживает свое друидическое происхождение, поскольку при всем том, что друиды вмешивались в племенные войны с целью замирения сторон, зачастую они же вдохновляли свой народ на сражения. Но прежде, чем обвинять их в создании доктрины, которая кажется нам варварской и негуманной, вспомним, что даже в наше время все это проповедовалось, и не без успеха.

Далее говорится, что основы Абреда таковы: это преобладание раздора и Китраула над благоденствием и духовным исправлением, так что беззаконие и смерть с необходимостью вытекают из мастерства Китраула и из принципов системы освобождения, определяемой любовью и милосердием Бога. Тут состояние Абреда подается как ужасная необходимость, как часть душевной эволюции, которая должна быть пройдена. Ясно, что в соответствии с этой философией, человеку следует осознать, что жизнь на земном плане никогда не может быть счастливым опытом, что он должен смириться с ней. На первый взгляд, это напоминает восточную идею о принятии существования со смирением, но надо сделать поправку на то, что наша система, как уже говорилось, предусматривает возможность укорочения текущего состояния в результате борьбы и убийства.

В состоянии Гвинуида, на духовном плане, существуют три необходимости: 1) преобладание добра над злом; 2) память, простирающаяся из Аннуна, и, как следствие, безупречные суждения и совершенное понимание при отсутствии сомнений или расхождений, и, наконец, 3) победа над смертью. Тем, кто комментировал эту древнюю концепцию, зачастую казалось странным, что идее сохранения памяти на последней стадии существования души придается столь большое значение. И действительно, можно было бы поставить под вопрос ценность подобных воспоминаний, если бы не имелось в виду еще большее совершенствование души через обогащение ее опытом ада. Я склонен полагать, что дело в том, что не может быть подлинного счастья без совершенного знания и опыта, что счастье на его высшей ступени действительно связано со страданием на низших фазах существования. Опять же заклинания, с помощью которых человек избегает смерти и торжествует над ней, заключаются в той силе, которая черпается из знания целого в его первооснове. То есть следует проникнуть в тайны смерти и верно понять их, прежде чем душа сможет одержать над ней победу. Это проливает некоторый свет на аллегорию о схождении Ху, или другой его ипостаси — Артура, в глубины Аннуна. Он проник туда не только с целью отыскать там котел вдохновения, источник жизни, который, естественно, находился в мрачной бездне, где, как предполагалось, брала свое начало жизнь в ее первых формах, но он также стремился выведать секреты смерти, противоположности жизни; и мы едва ли можем сомневаться в том, что обретение этого знания было частью посвящения в братство тайной традиции.

Мы имеем мало данных, которые бы позволяли нам считать, что вера в подобные секреты имелась и у других древних братств. Что касается осирисской традиции, то Осирис, конечно, являлся повелителем мертвых, но я не могу обнаружить никаких свидетельств того, чтобы жрецы его культа считали необходимым проникать в тайны смерти. То же относится к элевсинским и иным мистериям. Место смерти, подземный мир, был для верховных жрецов этих культов также местом зарождения жизни, по крайней мере хлебно-злаковой жизни, которой они уподобляли человеческую. Также инициаты должны были проходить через место смерти, чтобы достичь жизни. Бальзамировщики Египта стремились придавать трупу оттенки и краски жизни — раскрашивая его лицо красным и украшая его искусственными глазами. Есть данные, что осирисская алхимия измыслила особую систему, посредством которой из «мертвых» металлов и почв вырабатывался род духовного эликсира. И в некоторых других религиях мы обнаруживаем идею происхождения жизни из смерти. Идея воскрешения была известна египтянам, и она до сих пор поддерживается христианской религией, и хотя это отнюдь не то же, что победа над смертью путем обнаружения ее секретов, это тем не менее притязание на то, что смерть может быть одолена.

Но мы обнаруживаем и в египетской, и в христианской религиях силы смерти, определенно побеждаемые Осирисом и Христом, и есть, по крайней мере, одна центрально-американская религия — у гватемальского народа киче, где существует подобная аллегория. Подразумевается, что смерть и ад одолеваются этими подвижниками — с помощью либо материального, либо духовного оружия. В аллегории, повествующей о схождении Артура в Аннун, мы находим подобный же сюжет об опустошении ада. Герои спускаются в Аннун, и некоторые даже не возвращаются. В этой аллегории Аннун также завоевывался силой оружия, материального или духовного, и это действо составляло часть театральной пантомимы инициации, через которую неофит должен был проходить, становясь членом братства тайной традиции.

Таким образом, мы никак не можем отрицать доподлинно британский характер философии, изложенной в «Барддас». Хотя некоторые из ее принципов, по всей видимости, имеют много общего с мистическими философиями Востока, там несомненно содержится сильная закваска западного мышления и идеализма, которые делают эту систему достойной рассмотрения британскими мистиками как заключающую в себе нечто такое, что имеет исключительное значение для расы с духовной и психологической точек зрения и что не может быть легко отодвинуто в сторону.