А. Фурсов - De Secreto / О Секрете

Управляющий Вильгельм Хагелин был удивлён требованиями рабочих, потому как по сравнению с другими компаниями рабочий день у них был короче и кроме того они получали ежегодный процент от прибыли. Тем не менее, в Балаханах, где горело 300 нефтяных вышек, и Баби-Эйбате по всему городу виднелись сожжённые дома и окровавленные трупы. Волнения начались и в Батуми, организованные местными социалистами, среди которых был Иосиф Сталин. С 1901 г. он состоял в Тифлисском комитете РСДРП, в 1907 г. принимал участие в съезде социал-демократической партии в Лондоне, а по возвращении был избран членом бакинского большевистского комитета. На менеджмент «Товарищества бр. Нобель» постоянно совершались покушения, а в 1906 г. в беспорядках погиб батумский управляющий Хагер [116]. В 1927 г. В. Маяковский напишет:

«Если держим наготове помпы на случай фабричных поджогов и пожаров и если целит револьверы и бомбы в нас половина земного шара — это в секреты, в дела и в бумаги носище суёт английский агент, контрразведчик ему титул, его деньгой англичанка мутит» [248].

Насколько справедливыми эти строки могли бы быть и для предреволюционного времени? Дело в том, что инициатором стачки был заместитель директора Биби-Эйбатской ТЭС в Баку Л. Красин, под руководством которого печаталась и распространялась через сбытовую сеть «Товарищества бр. Нобель» газета «Искра»; он же руководил подготовкой террористических актов, а впоследствии — боевой террористической группой при ЦК [116; 234; 235]. После революционных событий Красин станет представителем СССР в Лондоне, а во время этих событий, в 1919 г., управляющий делами Нобелей Артур Лесснер будет задаваться вопросом: «Отношения с рабочими портились — прежде всего благодаря странной тактике англичан, всегда выступавших против работодателей. Они что, хотели так привлечь рабочих на свою сторону?» [116].

Корни «странной тактики англичан» было бы правильнее исследовать с момента подавления луддитского движения. За прошедшие после него сто лет английский истеблишмент, вероятно, осмыслил не только как подавлять рабочие движения, но и как управлять ими, эксплуатируя протестные настроения общества [117], чем и занимался в Баку и Батуми в начале XX века:

«Существует банда “сестёр”, возглавляемая двумя гигантами, “Shell” и “Exxon” (бывшая “Standard Оil”)… История их конкурентной борьбы в масштабе всего мира долгое время была неразрывно связана с историей всего общества, финансируя целые нации, разжигая и поддерживая войны… Нередко они были похожи на частные правительства, в пользу которых некоторые западные страны преднамеренно отказались от своих дипломатических функций и международных интересов… они представляли намного больше, чем только самих себя; они были центральной частью целой экономической системы Запада» (цит. по: [274]).

Женевский Центр исследований предпринимательства и общества в 1995 г. писал: « После пика 1901 года добыча нефти в Баку начинает падать… Революционное движение начала века, одним из главных очагов которого был Бакинский район и Батуми, где начинал свою деятельность Сталин, было одной из причин сокращения добычи нефти» [117]. В сложившейся ситуации вопрос объединения в « Standard Oil» отложили до 1920 г. Конец братству Нобель предрекали и ранее, ещё после смерти в 1896 г. двоих представителей семьи — Роберта и Альфреда, но революционные волнения и падение конъюнктуры, приведшие к снижению доли России в мировой добыче в период с 1904 по 1913 г. с 31 до 9 %, нанесли «Товариществу бр. Нобель» такой ущерб, что потребовалось девять лет работы, чтобы снова достичь уровня 1904 г. [116]. Конкурентное противостояние вышло на уровень, недоступный Нобелям. За два месяца до начала Первой мировой войны Уинстон Черчилль писал: « Посмотрите, сколько в мире областей, богатых нефтью! И всего две гигантские корпорации — по одной в каждом полушарии — контролируют это пространство» [274]. Они-то и станут основными участниками передела.

В то же время благодаря сделке Ротшильдов « Shell» стала самым крупным иностранным игроком, владеющим пятой частью всей нефти на российском рынке [274]. В 1912 г. банкиры переуступили « Royal Dutch Shell» участие в трёх основных нефтяных компаниях, оценённое в 35 млн. рублей, в обмен на 20 % долю в компании, возглавляемой Г. Детердингом [108; 112]. Получив также банковские активы « Shell» в Париже, они сконцентрировались на привычном банковском бизнесе [ИЗ]. В источниках количественный показатель инвестиций Детердинга в бакинские промыслы приводится в размере 20 млн. долл., вложенных до 1917 г. [246]. Видимо, речь идёт о средствах, вложенных помимо покупки, стоимость которой В. Осбринк оценивает в сумму, равную 27,5 млн. руб., отмечая, что «так банкирский дом Ротшильдов избежал потерь, связанных с войной и русской революцией» [116]. Новая форма союза была более устойчива, чем картельное соглашение с Нобелями, которым, по выражению Виктора Ротшильда, теперь пришлось вести «распродажу погорелого после большевистской революции добра» [107]. Представитель Нобелей в 1919 г. безрезультатно провёл переговоры с Детердингом о слиянии, после чего переключил внимание на сделку со « Standard Oil of New Jersey» [116].

Возможно, неудача переговоров с « Shell» кроется в том, что секретная англофранцузская конвенция, подписанная 23 декабря 1917 г. в Париже, поделила Россию на «зоны действия», по которой Кавказ и так становился такой зоной для англичан [239]. Но и американская сторона не спала. В 1917 г. репортёр « The New World » Лев Троцкий для проживания в Байонне и Нью-Джерси использовал предоставленную ему недвижимость « Standard Oil». «Вскоре, — писал о Троцком его коллега Уильям Стилл (William Still) — «он поймёт, как могущественны банкиры Уолл-стрит, желающие финансировать революцию в России» [288]. Упомянутый Ландау, кстати, станет стипендиатом Рокфеллеровского фонда и в конце 20-х годов будет открыто декларировать приверженность идеям Троцкого [333]. Революция в России не дала ей возможность участвовать в послевоенном переделе мира, а на этом фронте баталии только разворачивались.

В аналитической записке, составленной для главы политической разведки Стюарта Кэмпбелла её сотрудником Гербертом Уэллсом, последний вообще не включил Россию начала XX века в число субъектов мирового передела, старт которому дала Первая мировая: «Только пять или шесть великих держав обладают экономическими ресурсами, необходимыми при современных условиях ведения войны, — это Соединенные Штаты Америки, Англия, Франция, Германия, Япония и, быть может, Австро-Венгрия ». При этом зоной ответственности писателя-фантаста была именно Германия, о судьбах которой он писал: «Относительно будущего немецких колоний я имею твёрдый взгляд, а именно, что эти колонии никогда больше не должны подпасть под контроль Германии в военных и военно-морских целях». Далее Уэллс предлагал: «Допущение Германии в Союз само по себе уже исключало бы враждебную монополизацию сырьевых продуктов. Наши условия мира могли бы поэтому выставляться как условия, на которых Германия может быть приглашена участвовать в “Союзе наций”» [100]. Кстати, по условиям Лиги Наций любому принятому в это мировое сообщество государству предоставлялось равенство в эксплуатации недр Ближнего Востока [260].