Николай Храмцовский - Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода

Правда, осады Вокардина, Вяземского, походы Алябьева, Репнина истощили силы Нижнего, но любовь к отечеству, хранившаяся в сердцах нижегородцев, могла еще сделать многое.

В Нижнем Новгороде были ревностные деятели, которые не давали ослабевать этой святой любви, не давали охлаждаться ей малодушием и отчаянием. Архимандрит Печерского монастыря Феодосий, протопоп Преображенского собора Савва, воевода Алябьев и дьяк Семенов употребляли все меры для поддержания мужества и самопожертвования нижегородцев.

Москва знала это и обращала на Нижний страдальческие взоры, умоляя о защите. Августа 25 получена была в Нижнем Новгороде грамота патриарха. Ее принес упомянутый выше Родион Моисеев, ходивший к Гермогену с вестями из Нижнего, — неустрашимый посланный проник в темницу святителя. Гермоген убеждал нижегородцев стоять за святое дело и не признавать царем сына Марины.

В Нижнем, при общем направлении умов верных нижегородцев на пользу отечества, нельзя было ожидать измены; но из пришельцев в нем были люди подобные Шульгину, с нечистой совестью, с шаткими убеждениями, готовые свою личную выгоду предпочесть выгодам отчизны. Таков именно был стряпчий Биркин; но, видя непоколебимую верность нижегородцев, он не смел явно выказывать своих убеждений: предание о балахнинских коноводах и о Вяземском и Лазареве было еще свежо, и потому он молчал до времени.

Алябьев послал список патриаршей грамоты в Казань, и слова святителя, страдавшего за отчизну, упали не бесплодно, и если не искоренили зла совершенно, то многих заблудших заставили отторгнуться «от воренка калужинскаго», как называли современники сына Марины [149] См. Летопись о мятежах. , а верных укрепили на новые подвиги самоотвержения. Казанцы передали увещание патриарха в Пермь. Таким образом нижегородцы, оставаясь сами верными православию и Руси, подкрепили верность и в жителях других городов [150] См. статью «Нижний и нижегородцы в Смутное время». .

Дионисий и Авраамий, исполняя слово, данное вождям под Москвой, писали еще с июля грамоты в разные города. «Где святыя Церкви и Божии образа? — писали они, — где иноки, многолетними сединами цветущие, и инокини, добродетельми украшенныя? Не все ли до конца раззорено и обругано злым поруганием. Где народ общий христианский? Не все ли лютыми и горькими смертьми скончашася. Где множество бесчисленное во градех и в селех работные чада христианства? Не все ли без милости пострадаша, и в плен разведены. Не пощадеша бо престаревшихся возрастом, не устрашишася седин старец многолетних и сосавших млеко младенцев, незлобивая душа, все испиша чашу ярости праведного гнева Божия. Помяните и смилуйтесь над видимою смертною погибелью», и прочее [151] См. «Сказание Палицына» и «Акты Археографической экспедиции», т. II— 190. .

В Нижнем Новгороде читались все воззвания в церквах, на базарах, в домах, и нижегородцы, слушая их, горели негодованием и местью на врагов отечества и ждали только голоса, который бы живым словом заставил совершить на деле то, что давно совершалось мыслью. И голос этот раздался.

В Нижнем повторилось то же самое, что за 88 лет до того совершилось в Швеции и в половине XV столетия во Франции, с той разницей, что человек, по голосу которого нижегородцы снова восстали и пошли спасать Москву и Русь, и спасли их, был не высок по рождению, как Густав Ваза, и действовал не под одним увлечением безотчетного энтузиазма, как Жанна д’Арк.

За укреплением, или старым острогом нижегородским, в слободе Благовещенского монастыря, в приходе Рождества Иоанна Предтечи [152] См. «Исторические заметки» в «Отечественных записках», 1842, № 8, смесь. жил этот, до того времени безвестный человек, о котором впоследствии сказал великий вития — Златоуст Российской Церкви [153] Митрополит Платон. См. «Описание жизни и подвига Минина», составленное Н. Ильинским, С.-Петербург, 1799. : «Его же память в благословении и вечным прославлением почитаема быть заслуживает». Нужно ли называть его? Кто ныне из русских не знает и не произносит с благоговением имя «выборного человека (от всего) государства московского» [154] См. «Историю» Устрялова, ч. V, стр. 162. , а впоследствии дворянина, заседавшего в Думе царской.

К Минину как нельзя более идут слова апостола: «немощная мира избра Бог, да пострамит крепкая; и худородная мира, и уничиженная, и не сущая, да сущая упразднит» [155] См. «Послание к коринфянам» апостола Павла, гл. I, стр. 27 и 28. .

Скромно жил он до того часа, покуда всемогущая воля Зиждителя мирови не избрала его, как и безвестного отрока Давида, к совершению великого дела; так скромно, что люди русские, благоговейные перед памятью великого мужа, да и самые нижегородцы, живущие, где была его колыбель и где есть его могила, мало имеют сведений, или почти вовсе не имеют, о его доисторической жизни.

Все, что известно о нем до 1611 года, заключается в немногих словах: он «имяше торговлю мясную» [156] См. Летопись о мятежах. , служил посадским старостой, участвовал в походах Алябьева и Репнина; да есть еще предание, что он родился в Новгороде Великом и пришел с отцом в Нижний Новгород 12 лет, и что состояние по тому времени имел значительное. Но это только предание, не больше.

В своем кругу Минин пользовался уважением по честности и храбрости, которые выказал в делах городских и в походах, а более того — по своему возвышенному уму, которым достиг впоследствии не только безграничной доверенности всех нижегородцев, но и того, что князь Пожарский, гордый, как все аристократы XVII столетия, проникнутый духом местничества, признал его — простого посадского — себе равным [157] Господин Смирнов в статье «Боярин и воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский» полагает, что Минин мог иметь такое значение, какое он имел во время похода, только при князе Пожарском, который был в высшей степени недоверчив к себе. См. «Отечественные записки», 1849, № 12, отд. II. .

Пламенный патриот, чувствовавший в себе силы для совершения великого подвига — спасения отчизны, — долго думавший об этом, понимал, что он, мясной торговец, не мог быть единственным главой и совершителем великого подвига. Гордые бояре и другие титулованные лица не захотели бы действовать собственно под влиянием одного посадского; а что мог он сделать без высшего сословия, с одним народом? Да и народ едва ли бы доверился безвестному мяснику.

Поэтому-то Минин стал искать человека, который бы родом и доблестями ратными был известен Руси, заслуживал бы вполне ее доверия — черта, достойная особенного внимания, поучительный урок честолюбивым демократам, принимающим на себя роли руководителей народов, этим самозванным «периклам», которых в наше время развелось так много. (Благодаря Богу, только не на Руси православной).