Николай Коняев - Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости

Г. С. Войницкий был большим специалистом по отоплению и вентиляции помещений и написал большую работу на эту тему Кстати сказать, сконструированная Войницким система отопления была установлена в Зимнем дворце.

В это время формировался жандармский корпус новой тюрьмы. В Шлиссельбургской крепости был установлен повышенный оклад, но вместе с тем предъявлялись и значительно повышенные требования для занятия жандармских должностей, и поэтому к отбору охранников относились предельно ответственно. Из Алексеевского равелина Петропавловской крепости в Шлиссельбургскую крепость был переведен смотритель Алексеевского равелина Соколов и еще четыре жандарма, но в основном унтер-офицеров набирали в конкурсном порядке из жандармских управлений не только Петербурга и Москвы, но и Вильно, Ковно, Гродно, Могилева, Одессы, Твери. В штат тюрьмы Шлиссельбургской крепости были включены по жандармскому управлению 47 человек. В штат пешей жандармской команды — 98 человек. Назначенные на службу в Шлиссельбургскую крепость жандармы во главе с полковником К. К. Покрошинским прибыли в крепость 11 июля 1884 года.

Заминка в речи И. Н. Мышкина была вызвана тем, что жандармы зажимали ему рот и пытались насильно вытащить из зала суда, но Мышкин сумел-таки прокричать до конца начатую фразу

Брат маршала Юзефа Пилсудского — первого главы возрожденного в 1918 году Польского государства.

Сын почтмейстера из Умани двадцатилетний Михаил Никитич Канчер в своем прошении Александру III от 19 апреля 1887 года сознался, что на момент злонамеренного преступления «находился в состоянии, непонятном для самого себя», и может объяснить его только «временным умопомраченьем».

«Несчастный случай ввел меня в такую среду товарищей, которые сделали меня ужасным преступником, — писал он. — Я теперь сознаю это сам и ожидаю заслуженной смертной казни. Но у меня еще есть те чувства, которые даны Богом только человеку; это чувство на каждом шагу преследует меня, злодея-преступника, и я, припав к стопам Вашего Императорского Величества, всеподданнейше прошу позволения высказать те, глубоко засевшие в мою душу слова, которые скажу и умирая. Я не революционер и не солидарен с их учением, а всегда был верным подданным Вашего Императорского Величества и сыном дорогого отечества. Мысль моя всегда была направлена к тому, чтобы быть верным и полезным слугою Вашего Императорского Величества и это оправдать на службе Вашего Императорского Величества».

После приговора Михаил Никитич Канчер был отправлен на Сахалин, где в 1891 году застрелился, не вынеся, так считается, угрызений совести.

26 октября 1887 года в камере № 9 Старой тюрьмы М. Ф. Грачевский облил керосином свои портянки и, раздевшись, положил одну портянку себе на спину, другую — на грудь. Потом, лежа на койке, зажег их от керосиновой лампы…

Срок этот в дальнейшем был уменьшен до 15 лет.

Число узников Шлиссельбурга к концу 1902 года составляло тринадцать человек. Многие умерли от цинги и туберкулеза; другие кончили срок; некоторые были амнистированы, а троих душевнобольных увезли в 1896 году в больницу.

Нельзя сказать, что обитатели камер Шлиссельбургской крепости были лишены духовного окормления. М. В. Новорусский в своих «Записках» неоднократно упоминает о священнике, служившем в храме Иоанна Предтечи в крепости. Вероятно, это отец Иоанн Флоринский, который состоял с 1877 года штатным священником Шлиссельбургской крепостной церкви и оставался в крепости до ее конца.

Иоанн Флоринский не отказывался от исполнения своих священнических обязанностей в тюрьме, но другое дело, что самим заключенным это было не нужно.

«Крепостной священник, — пишет М. Ю. Ашенбреннер, — посещал нас сначала также вместе со смотрителем, а священник скоро прекратил свои визиты. Так как мы не понравились друг другу».

Гершуни Г. Из недавнего прошлого. М.: Земля и воля, 1917. С. 178–79.

«Национальный союз свободных каменщиков».

«Мой склад облаков, о котором я говорю, не представляет, конечно, ничего особенно необыкновенного. В голове каждого из нас образуются с течением времени подобные скопления излюбленных впечатлений и картин. Я знал, например, людей, голова которых была, в буквальном смысле слова, складом всевозможных обид, полученных ими в своей жизни от других, тогда как все обиды, которые они сами наносили другим, никогда туда не заносились. В голове талантливого художника непременно существует запас всевозможных образов, соответствующих роду его творчества, а в голове музыканта — всевозможных мелодий. Подбор предметов в таких складах неизбежно обусловливается психическими особенностями и наклонностями данного человека. Каждый из нас непроизвольно собирает сюда и бережно хранит здесь только то, что особенно волнует, затрагивает его в окружающем мире. Все остальное, к чему мы безразличны, быстро теряется для нас и исчезает неизвестно куда… Так и в моей голове мало-помалу накопилось очень много всевозможных облачных фигур лишь потому, что я всегда чувствовал к облакам какое-то родственное влечение». ( Морозов Н. А. Откровение в грозе и буре).

Слова Апокалипсиса: «И я взглянул, и вот конь бледный, и на нем всадник, коему имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертой частью земли умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными», — А. Н. Морозов трактует как указание на планету Сатурн, проходящую по созвездию Скорпиона. Рыжего и черного коней он отождествляет с Марсом и Меркурием.

Речь здесь идет о Федоре Стефановиче Пенинском, выпускнике Санкт-Петербургской Духовной семинарии, священнике, а затем протоиерее собора святого Иоанна Предтечи в Шлиссельбургской крепости. В дальнейшем он был назначен ключарем придворного Верхоспасского собора в Москве.

Всего Н. А. Морозов вывез из Шлиссельбурга 26 томов своих рукописей.

Книга «Функция. Наглядное изложение дифференциального и интегрального исчисления и некоторых его приложений к естествознанию и геометрии. Руководство к самостоятельному изучению высшего математического анализа» была издана в Киеве в 1912 году.

«Пианистка Ксения Алексеевна Бориславская, вторая жена А. Н. Морозова, как вспоминает Вениамин Каверин, любила в праздники порадовать гостей плодами из собственного сада и ветчиной, приготовленной из свиньи, имя которой она называла: