В. Сиповский - Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия

15 мая показались вдали облака пыли: то шел Хмельницкий с казаками и татарами. Пыли было так много, что поляки думали, что врагов по крайней мере тысяч сто, а их было всего пятнадцать тысяч. Передовой польский отряд — драгуны, навербованные из украинцев, — передались и здесь Богдану, не хотели они биться со своими. Польское войско стало падать духом; однако первые налеты татар на укрепленный стан были отбиты. Хмельницкий расположил свои полки полукругом и делал вид, будто хочет напасть на поляков всеми силами, а между тем задумал без больших потерь для своих уничтожить все польское войско. Одному ловкому и отважному казаку, Никите Галагану, готовому на все, поручил он пробираться подле польского стана так, чтобы его заметили и схватили, и научил, что говорить при допросе. В то же время был послан значительный отряд казаков, чтобы, обошедши польское войско, испортить дорогу, поставить в удобных местах пушки и под прикрытием леса приготовиться встретить поляков.

Затея Хмельницкого удалась вполне: Галаган был схвачен и приведен к начальникам. Его стали, по тогдашнему обычаю, пытать огнем, допрашивая о числе казаков и татар.

«Нашим я не знаю счета, — сказал он, — да как и узнаешь — с каждым часом их прибывает, а татар — тысяч пятьдесят; скоро и сам хан с ордою будет здесь…»

И без того поляки были уже в большой тревоге, а тут ужас обуял их. На совете панов поднялись споры. Многие были того мнения, что надо бежать как можно скорее. Потоцкий был постоянно не в ладах с более решительным помощником своим Калиновским. После долгих пререканий решено было отступать.

На другой день, перед рассветом, польский обоз поднялся с места; возы с припасами, панские рыдваны со всяким добром, лошади и пушки под охраной пехоты тронулись в путь. Рассказывают, будто паны, по какому-то непростительному легкомыслию, взяли проводником Галагана, хорошо знавшего ту местность.

Хмельницкий дал пройти полякам несколько верст спокойно, затем его наездники начали стремительно налетать на врагов: казаки давали залпы из ружей, татары пускали тучи стрел и затем быстро уносились назад — таким образом томили поляков постоянной тревогой. Несколько верст прошли еще поляки, отбиваясь от врагов, и наконец, уже усталые, вошли в роковой лес. Тут Хмельницкий приказал ударить на польский обоз с тыла и успел отбить много возов. Но беда ждала поляков в конце рощи. Здесь дорога шла крутым спуском в долину и затем подымалась на гору. В этой долине, которую поселяне называли Крутой балкой, казаки прорыли на несколько верст глубокий ров. Поляки, ничего не подозревая, стали спускаться в долину. Когда заметили канаву, было уже поздно. Возы и пушки полетели в ров. «Стой, стой!» — кричали передние задним, но кричали напрасно: значительная часть возов уже была на спуске, лошади не могли сдержать на себе их тяжести, и все катилось в ров. Иные возы бросались в беспорядке в стороны, но и там были овраги. В довершение беды с противоположной горы казаки били поляков из пушек, а с тыла всеми силами напирали казаки и татары. Один из польских полковников с отрядом своим в две тысячи кое-как пробился и ушел. Это привело польский стан в полное расстройство; казаки ворвались в середину его, и началось страшное побоище. Польское войско бежало врассыпную — кто в лес, кто в болото; но отовсюду из засады выскакивали казаки, стреляли, кололи, рубили их. Это было не поражение, а совершенный разгром польского войска. Потоцкий, видя, что спасения нет, предался на волю Божью и сидел в своей карете; другие паны последовали его примеру. Так их всех и привезли в казацкий стан.

«Видишь, Потоцкий, — сказал Хмельницкий, — как Бог устроил: вы пошли брать меня в неволю, да сами в нее и попались!»

«Хлоп! — воскликнул Потоцкий. — Чем ты заплатишь славному татарскому рыцарству? Оно победило меня, а не ты с твоей разбойничьей сволочью!»

«Тобою, — отвечал Хмельницкий. — Тобою, который называет меня хлопом, и тебе подобными!»

По решению рады, оба гетмана и самые знатнейшие паны, а также несколько тысяч пленных были отданы татарам. Сверх того, казаки поделились с ними и богатой добычей.

Хмельницкий отслужил благодарственный молебен и устроил пир казацким старшинам и мурзам; простым казакам выкачено было двадцать пять бочек горилки (водки). На Запорожье с вестью о победе посланы были бунчуки, булавы, взятые у поляков, тысяча талеров запорожскому братству на пиво, а триста — на сечевую церковь.

После Корсунского побоища Хмельницкий стал под Белой Церковью.

Вести о желтоводском и корсунском погромах быстро разносились повсюду. Восстание запылало по всей Украине. В это время умер Владислав, и наступило в Польше бескоролевье — это развязывало Хмельницкому руки: он постоянно выставлял на вид, что поднял восстание не против короля, а против всемогущего польского панства, творившего вопиющие насилия и беззакония, стеснявшего даже и короля. Чтобы выиграть время и побольше набраться сил, Хмельницкий завел с польским правительством переговоры, а тем временем повсюду, по всей Украине, по обе стороны Днепра, поднимались народные силы. Крестьяне кидали свои обычные занятия, перековывали свои косы и серпы в сабли да копья или просто, за недостатком оружия, с косами и дульем шли толпами к Богдану, а тот распределял их по полкам или, выбрав из их же среды отважного и ловкого вожака, пускал их «очищать Русскую землю», как выражались тогда.

Иные ватаги «хлопов», даже и не сносясь с Хмельницким, сами выбирали себе удалого атамана и отправлялись на свою страшную работу. «Хлопская злоба» против панов-притеснителей, которая долго таилась, теперь прорвалась с неудержимой силой и запылала по всей Украине. Панам, ксендзам и жидам пощады не было. Всюду, где появлялись гайдамаки — так звались эти шайки озлобленных хлопов, — в деревне ли, в местечке ли, панские слуги, обыкновенно русские, приставали к ним, и не было спасения господам. Их же собственные слуги вязали их и отдавали в руки гайдамаков. А те предавали их бесчеловечным истязаниям: резали, топили, распиливали пополам, буравили глаза, сдирали кожу — словом, творили все, что только могут совершать грубые, озлобленные люди, дошедшие до зверской свирепости. Нередко тут же, на месте кровавой расправы с паном и его семейством, среди трупов, начинался дикий разгул: потоками лилось дорогое панское вино, пили, пели, плясали. Случалось и так, что какой-либо пан со своей командой из шляхтичей застигал в замке мертвецки пьяных гайдамаков и в свою очередь творил над ними жестокую расправу; впрочем, это было очень редко. Все паны искали спасения в бегстве, но спастись было трудно. «Каждый хлоп — наш неприятель, каждое русское местечко и селение — гнездо врагов!» — свидетельствовал один из них. На каждой тропинке беглецы могли встретиться с ужасными гайдамаками.