В. Сиповский - Родная старина Книга 2 Отечественная история с XIV по XVI столетие

Папа проведал, что великий князь отступает от старых московских обычаев, и пытался было склонить его к унии — подавал Василию Ивановичу даже надежду получить после бездетного Сигизмунда Литву, намекал и на то, что и Константинополь, «отчину московского государя», можно будет прибрать к рукам. Василий Иванович изъявил желание быть в союзе с папою, но от переговоров о церковных делах уклонился.

Четыре года с лишком прошло после женитьбы на Елене, а детей у Василия Ивановича все не было. Он со своей супругой ездил на богомолье по монастырям, раздавал милостыню; во всех церквах русских молились о даровании государю наследника.

Наконец 25 августа 1530 года явился на свет наследник и наречен был при крещении Иоанном. Потом ходила молва, будто при появлении его на свет по всей Русской земле прокатился страшный гром, молния сверкнула, и земля содрогнулась…

Один юродивый предрек Елене, что у нее родится сын «Тит — широкий ум».

Через два года родился у великого князя второй сын — Юрий.

Недолго пришлось Василию Ивановичу тешиться своим семейным счастьем. В сентябре 1533 года он отправился со своей семьей в Троицкий монастырь, на праздник чудотворца Сергия, а отсюда поехал на охоту в Волок-Ламский и на пути занемог (на левой ноге у него явился подкожный нарыв). Василий Иванович, хотя чувствовал себя нехорошо, но перемогался. Прекрасная погода сманила его, и он, перемогая боль, отправился с братом и ловчими на псовую охоту, а после этого слег в постель. Два великокняжеских иноземных врача стали лечить его, но болезнь усиливалась.

Он приказал себя везти в Москву, причем велел держать свою болезнь в тайне. В Москве, расположившись во дворце, он призвал доверенных бояр и дьяков для составления духовной грамоты. Когда это дело было кончено, больной стал думать с митрополитом и своим духовником о пострижении. Еще на Волоке он говорил своему духовнику:

— Смотрите, не положите меня в белом платье; хотя и выздоровлю — нужды нет, мысль моя и сердечное желание обращены к иночеству!

Затем великий князь приобщился и соборовался. Болезнь все усиливалась, больной сильно страдал.

— Брат Николай! — обратился он к своему лекарю. — Ты видел великое мое жалованье к себе, не можешь ли сделать мазь или что иное, чтоб облегчить болезнь мою?

— Видел я, государь, — отвечая врач, — твое великое жалованье, тело свое готов раздробить, лишь помочь бы тебе, но не вижу другого средства, кроме помощи Божией.

Принесли к умирающему маленького Ивана. Василий Иванович благословил сына.

— Смотри, Аграфена, — сказал он няне, — от сына моего Ивана не отступай ни пяди!

Когда унесли ребенка, ввели великую княгиню, она горько рыдала. Умирающий стал ее утешать. Хотел он было поговорить с женой, но она так билась и плакала, что он не мог и слова выговорить. Ее увели.

Пред самой смертью Василий Иванович пожелал исполнить свое намерение отречься от мира — постричься пред смертью в монахи.

— Исповедал я тебе, — сказал он митрополиту, — что хочу монашества. Сподоби меня облечься в монашеский чин, постриги меня.

Брат великого князя, Андрей Иванович, и некоторые бояре противились, — думали, что больной еще может оправиться; но Василий Иванович уже умирал, язык его уже немел, он знаками просил пострижения — брал простыню и целовал ее. Правая рука его уже не могла подниматься, боярин, стоявший подле, поднимал ее, и умирающий не переставал креститься, смотря на образ Богородицы.

Митрополит велел принести монашеское одеяние и, помня слова великого князя: «Если не дадут меня постричь, то хоть на мертвого положите монашескую одежду — это давнее мое желанье!» — стал наскоро совершать обряд пострижения. Василий Иванович уже отходил. 3 декабря 1533 года, в полночь, скончался великий князь Василий, в монашестве Варлаам.

Утром на другой день большой кремлевский колокол возвестил всей Москве кончину великого князя.

В Архангельском соборе была приготовлена могила для Василия подле отца. Монахи троицкие и иосифовские вынесли из дворца на головах тело инока Варлаама с пением: «Святый Боже!». На площади вопль народный заглушал звон колоколов. Великую княгиню Елену вынесли в санях на себе дети боярские, подле нее шли самые именитые бояре и дядя ее князь Михаил Глинский.

Со времен Ивана III все чаще и чаще заезжают в русские края иноземцы. Одни из них ехали сюда ради наживы, в расчете на хорошее жалованье, какое платили в Москве «хитрым», то есть знающим, умелым иностранным мастерам; другие являлись с торговыми целями; третьи знакомились с нашими краями проездом, пробираясь на восток, в богатые закаспийские страны.

Все чаще и чаще являются в Московии (так обыкновенно иноземцы называли Московское государство) и иностранные посольства.

Наше отечество в те времена так же мало было известно Западной Европе, как нам, например, Китай, и потому понятно, что более образованные иноземцы, бывшие в русских краях, с большим любопытством приглядывались и к стране, и к быту жителей, старательно заносили в свои записки все, что казалось им замечательным, чтобы познакомить и своих соотечественников с неведомым краем. В рассказах этих иностранцев мы находим драгоценные сведения о житье-бытье наших предков.

Несколько известий мы находим у итальянских путешественников Барбаро и Кантарини, которые проезжали через русские земли, — первый в начале, а второй в конце XV столетия, и еще у некоторых писателей, которые хотя сами и не были на Руси, но собирали сведения о ней у русских послов и у людей, побывавших в Московии. Особенно любопытны записки барона Герберштейна, германского посла. Он два раза при Василии Ивановиче побывал в Московском государстве; в первый раз пробыл около восьми месяцев, во второй — около полугода. Знакомый с двумя славянскими наречиями, он скоро освоился с русским языком и мог говорить с русскими без переводчика. Любознательного и просвещенного Герберштейна очень занимало не только то, что он видел в Московском государстве, но также история его.

Западного европейца Московия поражала, прежде всего, своим видом, своей природой. Тут не было того разнообразия, как в западной, особенно в гористой части Европы, где попадались на каждом шагу живописные виды, деревушки, красивые каменные города, грозные замки. Бесконечная равнина, поросшая громадными, сплошными лесами, изрезанная множеством рек и речонок, со множеством озер и болот — вот что представлялось западному путешественнику в нашем отечестве. Можно было целый день проехать, не встретив человеческого жилья. Попадавшиеся на пути деревушки были по большей части очень маленькие: три-четыре избы, столько же крестьянских семей — вот и деревня. Чаще попадались только что зачинающиеся поселки из одного жилья, «починки», как их звали, или «займища», то есть поселок, состоящий часто из одной крестьянской семьи, занявшей себе место под избу где-нибудь в лесной просеке. Можно было несколько дней проехать и не встретить не только города, но сколько-нибудь порядочного села, то есть деревни с церковью. Да и города русские тогда были совсем неказисты, на взгляд западного европейца: те же деревянные постройки, как и в деревнях, земляная и бревенчатая ограда, составляющая собственно город, — все это было очень незатейливо; только церкви, которыми изобиловали наши города, несколько скрашивали их, но и церкви встречались по большей части маленькие деревянные. Только в более значительных городах были каменные ограды, образующие кремли, или детинцы. В кремле обыкновенно были каменные, более изящные церкви, соборы; в кремле же устраивались хоромы княжеского наместника. В больших городах, где жили богатые бояре, и в посаде, части города, расположенной подле кремля, богатые посадские люди, купцы, строили иногда более затейливые и просторные жилища.