Сергей Ченнык - Последний штурм — Севастополь

Затем огонь открыли две доселе молчавшие, батареи, занявшие позиции «…с тыльной стороны оврага, …чтобы быть большей частью укрытой от русской артиллерии» . {362} 362 Орехов В. И., Письма, написанные из Крыма своей семье капитаном штаба Анри Луазьоном//Французская армия у стен Севастополя 1854–1856 гг., Симферополь, 2003 г., С. 137 Это и были те самые батареи артиллерийского резерва, которыми полковник Форже усилил оборону. Их появление оказалось своевременным. Некоторые французские историки считают, что именно они решили окончательно исход сражения в пользу союзников. Дав несколько залпов, французские артиллеристы, расстроив строй противника, перешли на картечь, готовя атаку пехоты. После обстрела фронта русских, артиллеристы перенесли огонь на фланги наступающей пехоты, предоставив остаток работы линейным полкам. «Рассчитывавший на легкий успех неприятель был встречен здесь всею дивизией Каму, стрелявшей в упор; после общего залпа эта дивизия ударила в штыки и отбросила русских под огонь нашей артиллерии, который преследовал их, нанося громадные потери, до противоположного берега реки». {363} 363 Орехов В. И., Письма, написанные из Крыма своей семье капитаном штаба Анри Луазьоном //Французская армия у стен Севастополя 1854–1856 гг., Симферополь, 2003 г., С. 137

После батарей резерва, второй неприятный сюрприз для русских, о котором мы говорили выше, состоял из двух батальонов 73-го и одного батальона 62-го полка линейной пехоты, которые Клер выдвинул по приказу Эрбильна. Этим он усилил оборону французов, состоявшую до того из отходивших от реки двух малочисленных батальонов 2-го зуавского полка и нескольких рот 19-го батальона стрелков, находившихся на пределе своих возможностей. К тому времени эти части потеряли почти 400 человек ранеными, убитыми и пленными. А их командиры — полковник Дарбуа и майор Алпи — лежали на земле смертельно раненые. {364} 364 Bazancourt, Cesar Lecat, L'Expédition de Crimée jusqu'à la prise de Sébastopol — Chroniques de la guerre d'Orient, Paris, 1856, P. 390

Оставив в покое захваченные орудия, часть из которых пытались увезти с собой, остатки Одесского полка начали откатываться вниз по склону. Можно только предполагать, что случилось с поднявшейся на Федюхины высоты русской пехотой. Вероятнее всего нечто, подобное происшедшему на Альме с английским 23-м Уэльским фузилерным полком. Разница (но существенная) лишь в том, что в сентябре 1854 г. это был, скорее, русский экспромт, а в августе 1855 г. — хорошо спланированные французские действия. Уже торжествовавшие победу и уверовавшие в свой успех одесцы, очистив от противника захваченные укрепления, попали под удар нескольких (как минимум двух) батарей и были засыпаны картечью, густо перемешанной с ружейными пулями линейной пехоты и стрелков. Чтобы ни говорилось об эффективности артиллерийских выстрелов орудийных систем середины XIX в., шквал огня, открытого с небольшого расстояния, не превышающего 300–400 м, не смогла бы выдержать никакая регулярная пехота ни одной из европейских армий того времени. Об интенсивности огня говорит то, что, например, 3-й зуавский полк расстрелял почти все боеприпасы еще в первой фазе сражения. {365} 365 Laurencin, Paul, Nos zouaves, Pans, 1888, P. 114

Ряды Одесского полка были уже расстроены, часть солдат гонялась за не успевшими уйти французами, часть ввязалась в эпизодические схватки, как например, солдаты прапорщика Лукина, бросившиеся отбивать французское знамя, а часть бойцов просто устремилась за трофеями, и вот тут-то воздействие сочетания неприятельского артиллерийского и ружейного огня возымело нужный результат. Стремительная атака русских, сравниваемая Базанкуром с горной лавиной, захлебнулась в собственной крови. Одним из первых павших с пулевой раной стал Святополк-Мирский. Его рассказ о сражении на Черной речке — одно из лучших дошедших до наших дней описаний этого трагического дня. Это малоэмоциональное, почти деловое повествование настоящего русского офицера, одного из тех, кто исполнял свой воинский долг, продемонстрировав верность своим нравственным принципам.

Поведение в сражении на Черной речке множества русских офицеров, какой бы критике оно не подвергались как до, так и после Крымской войны, достойно памяти потомков. Но, увы, подобного я не могу сказать о подавляющем большинстве генералов, приведших войска — этот великолепный «человеческий материал» к подножию Федюхиных высот, где французская картечь в считанные часы переработала его в окровавленные груды еще недавно живой человеческой плоти.

«…Вряд ли стоит вспоминать всю несуразицу, нелепости, высказанные по адресу русского офицерского корпуса. Они диктовались вполне понятными соображениями. Весьма интересно, кстати, такое явление: если применительно к более давним временам о русском офицерстве (и о русской армии вообще) еще можно было говорить вполне уважительно, то чем ближе к 1917 г. — тем прохладнее следовало о нем отзываться. Воспевать подвиги героев 1812 г. можно было беспрепятственно, чуть меньшую популярность имела оборона Севастополя, еще реже (в основном по круглым датам) писали о героях Шипки и Плевны, почти не вспоминали о защитниках Порт-Артура, и надо было быть уж очень большим оригиналом, чтобы сказать доброе слово о сражавшихся на полях первой мировой войны». {366} 366 Волков, С.В. Русский офицерский корпус, М., 1993 г., С.5

«…к сожалению, ни мужество, ни геройское самоотвержение наших храбрых войск, возбудивших удивление даже в самом противнике, не послужили к удержанию за нами отбитых уступов Федюхиных высот: они были подавлены превосходством сил неприятеля, имевшего кроме того, на своей стороне все выгоды местности и стрельбы». {367} 367 Описание обороны города Севастополя, под рук. Генерал-адъютанта Тотлебена, Ч. 2, СПб., 1871 г., С. 278

К моменту, когда Одесский полк оставлял захваченную позицию, к французам наконец подошел 50-й линейный полк — опытное подразделение, закаленное в боях, уже успевшее отличиться своей стойкостью при Инкермане. К атаке приготовился и полковник Поле со своими зуавами, уже раненый в руку, но продолжавший оставаться в строю. Позже, за доблесть в сражении на Черной речке, Поле был назначен командиром только что сформированного гвардейского зуавского полка.

Атака французской пехоты произошла в тот момент, когда генерал Бельгард бросил последовательно на высоты два оставшихся полка дивизии: Азовский и Украинский. Об азовцах, двигавшихся немного впереди, мы уже говорили. Русская пехота двинулась вперед с таким же яростным порывом, как и уже усеявшие склоны высот одесцы. Но все завершилось быстро. На сей раз «виновницей» оказалась французская пехота.