Николай Каманин - Скрытый космос. Книга 3. (1967-1968)

На полигоне, в Москве и Евпатории начались бесконечные совещания и консультации специалистов о положении на борту корабля и о предложениях по дальнейшей программе полета. Мне и без консультаций было ясно, что продолжать полет по полной программе нельзя: нужно немедленно отставить старт «Союза» № 5, а «Союз-1» посадить на 17-м витке. Эту точку зрения поддержали Келдыш, Керимов, Тюлин и другие, но Мишин все еще не терял надежды выполнить программу полета полностью. До 13-го витка можно было не спешить с окончательным решением, но все согласились с необходимостью подготовить условия для посадки на 17-м, 18-м или 19-м витках.

На 13-м витке Комаров доложил, что его повторные попытки закрутить корабль на Солнце и провести ориентацию с помощью ионных датчиков опять оказались безуспешными. Все стало ясно: полет «Союза» № 5 был отменен, надо было думать, как посадить «Союз-1». Создалась реальная угроза, что мы не сможем посадить корабль. На «Союзе-1» имеются три различные системы ориентации корабля: астроинерциальная, ионная и ручная. Астроориентация отказала из-за нераскрытия левой солнечной батареи. Ионная ориентация в предутренние часы ненадежна (ионные «ямы»). Ручная ориентация на корабле работала, но ее трудно было использовать для посадки (при посадке корабля в 5:30 местного времени участок ориентации приходился на тень, а в тени корабль трудно ориентировать вручную). После долгих консультаций решили сажать «Союз-1» на 17-м витке с использованием ионной ориентации. У меня не было полной уверенности, что ионная ориентация сработает, но в данной обстановке не попытаться использовать ее было бы ошибкой. На 15-м и 16-м витках Комарову передали все посадочные данные на 17-м, 18-м и 19-м витке.

За час до расчетного времени посадки «Союза-1» мы выехали на аэродром. На аэродроме генерал Спивак (заместитель командующего 73-й Воздушной армией и руководитель службы поиска на полигоне) доложил мне, что посадка на 17-м витке не состоялась из-за плохой работы датчиков ионной ориентации. Через несколько минут позвонил маршал Руденко и сообщил, что из-за нераспорядительности Мишина посадки на 18-м витке не будет. Комарову передали распоряжение садиться на 19-м витке в районе Орска. Для ориентации корабля предложили использовать непредусмотренный инструкциями способ: Комаров должен был вручную сориентировать корабль по-посадочному в светлой части орбиты, для стабилизации корабля при полете в тени использовать гироскопы, а при выходе из тени подправить ориентацию снова вручную. Это была труднейшая задача: к такому варианту посадки космонавты не готовились, но Комаров понял задание и заверил Госкомиссию, что он посадит корабль. На КП, на аэродроме, в Москве и в Евпатории — всюду все ждали донесения о включении ТДУ. Это были очень тяжелые и неприятные минуты. Сообщение о том, что ТДУ сработала нормально и корабль сошел с орбиты, передал мне по телефону генерал Кузнецов. Через минуту мы уже были в самолете Ил-18. При наборе высоты нам передали: «Парашют раскрылся, объект приземлился в 65-ти километрах восточнее Орска». Итак, все опасности позади — Комаров блестяще справился с пилотированием неисправного корабля и заставил его подчиниться своей воле.

…Мы уже над Орском. Я бывал несколько раз в этом городе, он всегда был пыльным и неуютным. А сейчас он мне показался еще неприятней, чем обычно: бесконечные вереницы стандартных домов, десятки сильно дымящих заводов, отсутствие зелени и воды и громадные тучи пыли. Нет, он определенно мне не нравится, этот Орск. Но мы не будем здесь задерживаться: «Союз-1» произвел посадку в 6:24 по московскому времени, а сейчас 8:25 — за эти два часа Комарова, наверное, уже доставили на городской аэродром… Заходим на посадку.

22:00 24 апреля — 01:00 25 апреля. Борт самолета Ил-18.

Летим из Орска в Москву. На борту самолета Келдыш, Карпов, Гагарин, Николаев, Быковский, Хрунов, Горбатко, Елисеев, Кубасов, Никитин и Муравьев. Вместе с нами летит и космонавт Комаров, но он мертв, он в гробу, от него остался небольшой обгорелый комок…

После всех космических полетов я сопровождал космонавтов во Внуково и на Красную площадь. Это были радостные и волнующие полеты с места посадки космонавтов в Москву, к народу, к правительству, к родным и близким. А сейчас мы все убиты горем: погиб один из лучших наших космонавтов — Владимир Михайлович Комаров. Все мы не спали уже более двух суток, но я не смогу заснуть, пока не занесу в дневник хотя бы самое основное о событиях трагического дня — 24 апреля.

Перед посадкой нашего Ил-18 в Орске, я считал, что встречу Комарова уже на аэродроме. Я внимательно искал признаки оживления на аэродроме и не находил их. В сердце закрадывалась тревога. Когда самолет выключил двигатели, к нам подъехал автобус, из автобуса вышли несколько офицеров и заместитель командующего ВВС округа генерал Автономов. Автономов доложил: «Космический корабль «Союз-1» приземлился в 6:24 в 65 километрах восточнее Орска, корабль горит, космонавт не обнаружен».

Надежда на встречу с живым Комаровым померкла, для меня было ясно, что космонавт погиб, но где-то в глубине души еще теплилась слабая надежда. Через некоторое время на аэродром приехал командующий ВВС округа генерал-лейтенант Цедрик. Он доложил, что только что от дежурного по штабу корпуса ракетных войск, расположенному в 20 километрах от места посадки «Союза-1», получено сообщение по телефону, в котором утверждается, что раненый космонавт находится в больнице населенного пункта Карабутак в трех километрах от места посадки. Генерал Цедрик добавил, что это донесение он лично передал в Москву.

Нужно было немедленно лететь на место происшествия. Когда мы садились в вертолет (я взял с собой генералов Войтенко и Карпова и уполномоченного КГБ подполковника Обельчака), мне передали приказание Устинова немедленно позвонить в Москву. Но мне нечего было докладывать начальству, прежде нужно было выяснить обстановку на месте посадки корабля — я дал команду взлетать. Через десять минут штурман доложил мне радиотелеграмму: «Главный маршал авиации Вершинин приказал немедленно вернуться на аэродром и позвонить Устинову». Я приказал командиру вертолета продолжать полет к месту посадки «Союза-1». Я понимал, что Госкомиссия и высокое московское начальство волнуются и сильно нервничают, не имея точных сведений о судьбе космонавта, но я мог быть им полезен, только побывав на месте происшествия.

Через 25–30 минут полета мы должны были быть на месте, но уже прошло 35 минут, а мы все летели. Я подозвал штурмана и спросил его: «Сколько еще лететь?» — «Еще минут сорок», — сказал штурман. Я взял карту маршрута и обнаружил, что мы летим не к месту посадки «Союза-1», а в пункт, отстоящий от Орска на 165 километров. «Кто вам дал этот пункт?» — спросил я штурмана. «Командный пункт аэродрома Орск», — ответил штурман. Я приказал командиру вертолета набрать высоту, связаться с ИП, уточнить место приземления «Союза-1» и лететь туда. В этот момент я пережил жгучий стыд за службу поиска ВВС. Я знал, что генерал Кутасин плохо руководит этой службой, но мне и в голову не приходила мысль, что летчики вертолетов и операторы КП поиска так плохо подготовлены, что способны блуждать при ясной погоде в 100 километрах от Орска (несколько позже такой же блуждающий полет на вертолете повторили с маршалом Руденко). Короче говоря, мне была дорога каждая минута, а меня «везли» к месту посадки «Союза-1» не 25 минут, а почти полтора часа.