Елена Мельникова - Славяне и скандинавы

О норманнском вооружении, его подражаниях, заимствовании с Севера типичных изделий, равно как об усвоении варягами определенных достижений восточноевропейского военного дела и оружейного ремесла, стало возможным судить лишь после полного изучения всей массы предметов военной техники найденных на территории Руси. Наряду с мечами, в IX–X вв. составлявшими важную статью западноевропейского, каролингского экспорта как в скандинавские, так и в славянские страны, следует прежде всего рассмотреть предметы воинского снаряжения, либо бесспорно скандинавские по происхождению, либо возникшие под влиянием северного оружейного ремесла, а также отметить случаи обратного технического воздействия (цв. илл. 20).

На территории Руси найдено около 20 наконечников ножен мечей IX–XI вв. Из них 11 встречено вместе с мечами популярных общеевропейских типов Н, S, Е, V, Y (а также W и А — местный). Излюбленными были северные по происхождению наконечники с изображениями птиц и извивающегося чудовища. Распространенность этих изделий связана, очевидно, с магическими представлениями о возрастающей заклинательной силе оружия, каждый раз погружаемого в тело дракона или осененного древним символом в виде вещей птицы. Не менее трех из этих изделий выполнены на Руси (находки в Киеве, Гнездове и Муроме) со схематичным контуром птицы. Западногерманский археолог П. Паульсен, исследовавший специально эту категорию вещей, отметил нарастание во второй половине X в. в орнаментации наконечников ножен восточных элементов (пальметка) и пришел к совершенно верному выводу о том, что со второй половины X в. на Руси существовали мастерские, изготавливавшие это своеобразное изделие. Он показал, как сильное «восточное влияние» с середины X в. все сильнее сказывается и на скандинавских наконечниках и в конце концов приводит в конце столетия к преобразованию северной звериной орнаментики в близкую древнерусской, растительную (илл. 80). Можно присоединиться к предположению названного автора, отнюдь не склонного преувеличивать воздействие славянской культуры на германские, о том, что новые находки древнерусских наконечников ножен дадут возможность яснее узнать «мощную гегемонию Киевского государства в конце I тысячелетия и его значение для Северной и Восточной Европы» 174.

80. Сабля, с наконечником ножен (Киев, первая половина XI в.)

В X в. в качестве подсобного, дополнительного мечу оружия на Русь эпизодически проникали однолезвийные боевые ножи — скрамасаксы. Их у нас найдено 9, появились они с Запада, а вероятнее — с северо-запада Европы и были наследием меровингской эпохи.

Что касается наконечников копий, то среди огромной массы местных изделий угадывается несколько форм, имеющих североевропейский адрес. Таковы прежде всего наконечники ланцетовидной формы, 83 экземпляра которых у нас датируют 900–1050 гг. Более ранний образец этого типа найден в упомянутом выше Гнездовском кургане из раскопок М. Ф. Кусцинского. Он снабжен дамаскировкой лезвия и стрельчатыми вырезами па тулье. Таких наконечников во всей Европе зарегистрировано 12, датируются они VIII–IX вв. и в Скандинавию, Англию и Россию были привезены, вероятно, из рейнских мастерских. Ланцетовидные наконечники копий X–XI вв. наибольшее распространение получили в юго-восточном Приладожье. В распространении этих форм решающую роль сыграли близость и контакты Руси с северными странами. Это относится и к нередким у нас среди находок IX–XI вв. ланцетовидным стрелам.

В древнерусских курганах найдены наконечники копий удлиненно-треугольной формы, с плавным переходом от пера к втулке (тип М по Я. Петерсену). Единообразие этих вещей наводит на мысль о выпуске в XI в. их стандартной серии, изготовленной в немногих, возможно прибалтийских, производственных центрах. Два наконечника XI в. с пером продолговато-яйцевидной формы, украшенные по тулье серебряной платировкой в стиле рунических камней, видимо, привезены на Русь из Готланда; того же происхождения украшенные наконечники удлиненно-треугольной формы, найденные на Черниговщине и в Волковыске 175.

В целом влияние скандинавского колющего оружия на славянское вооружение Восточной Европы было незначительным и сколько-нибудь ощущается лишь в конце эпохи викингов; в это время на Руси усиленно внедрялись новые образцы, такие, как пики; в свою очередь, и викинги познакомились с этим так и не привившимся у них номадским вооружением (судя по находкам в отдельных погребениях X в., в частности в Бирке).

Среди топоров выделяются две формы, проникшие на Русь с Севера и Северо-Запада. К первым относятся образцы с «выемкой и опущенным лезвием», с прямой верхней гранью и боковыми выступами-мысками только с нижней стороны обуха 176. Наибольшее скопление этих топоров (различающихся на боевые и рабочие) наблюдается среди финно-угорских памятников Северо-Запада; в XI в. эти образны широко прослеживаются на всем севере Руси, включая Новгородские земли. В Норвегии, Швеции и Финляндии упомянутые формы появились еще в VII–VIII вв.

Все исследователи признают скандинавское происхождение широколезвийных секир 177, распространившихся около 1000 г. на всем севере Европы. Боевое применение таких секир норманнской и англосаксонской пехотой увековечено на гобелене из Байе (1066–1082 гг.). В период своего расцвета, в XI в., эти топоры распространены на огромной территории от Карелии до Британии, поэтому специально норманнским оружием их назвать нельзя. Показателен в этом отношении пример Руси, где две древнейшие широколезвийные секиры найдены в курганах второй половины X в. в юго-восточном Приладожье, а веком позже они становятся типичны для крестьянских кладбищ Ижорского плато и других сельских местностей Новгородской земли. Находки северных по облику топоров и копий в памятниках XI в., т. е. в пору, когда варяжское воздействие сходило на нет, а также обнаружение этих вещей в сельской глубинке, где варяги никогда не жили, убеждают в том, что заимствованные с Севера предметы послужили образцами для кузнецов в русских или русско-финских деревнях.

81. Боевые топорики X - первой половины XIII вв.:

Ладога,

Углы (южное Приладожье),

Пожня-Станок (Костромская обл.).

Даже такой достаточно пристрастный исследователь, как П. Паульсен, считал, и справедливо, что варяги восприняли в Восточной Европе древнее изобретение евразийских кочевников, топорик-чекан (илл. 81). В Киевском государстве чеканы обрели вторую родину и отсюда в X–XI вв. распространились в страны Средней и Северной Европы. Небольшие боевые топорики с вырезным обухом и образцы с таким же по конструкции обухом и оттянутым вниз лезвием Паульсен называл северобалтийскими. По его мнению, они изготавливались варягами не в Швеции (в Скандинавии, на Готланде и в Финляндии таких вещей насчитывается 16), а в Восточной Прибалтике и на Руси. Из последней западногерманский археолог указывал соответственно 3 и 25 находок. По нашим же подсчетам соответственно 62 и 256, причем некоторые появились еще в X в. и, насколько можно судить, являются наиболее ранними европейскими находками данного рода. Распространение и хронология этих топоров позволяют рассматривать их как восточноевропейские, а точнее, русские по происхождению типы, которыми среди прочих воспользовались и варяжские наемники (илл. 82).