Оскар Скейя - Выжить любой ценой

– Оскар, – начала она, – я думала кое о чем всю ночь и весь день.

Я продолжал хранить молчание, пока мы продолжали идти дальше, терпеливо ожидая, когда она продолжит.

– Я думала о том, как можно бежать из лагеря.

Я все еще не отвечал. Я подумал, что нужно подержать ее немного в таком подвешенном состоянии и посмотреть, что она скажет дальше. Тем самым я давал понять, что контролирую ситуацию.

Она взволнованно продолжала:

– Я уверена, что заключенные в лагере думают об этом постоянно. Но о чем они думают? Какие планы могут строить? Это всегда занимает их ум, и они думают об этом целыми днями. Я уверена, что кто-то из них уже обнаружил слабые точки.

Я пожал плечами и проронил:

– Я не знаю.

Наши шаги, пока мы шли, отдавались эхом от стен здания. Было очень тихо, что добавляло к этому разговору дополнительный оттенок тревоги. Мы подошли к темному углу здания склада, в котором не было окон. Она остановилась и повернулась ко мне:

– Пойдете со мной?

Я изучающе посмотрел на нее:

– Что я должен сделать?

Она снова зашептала:

– Согласны совершить побег вместе со мной? Вдвоем.

Я никак не ожидал такого вопроса, но начал понимать, что происходит.

– Я должен подумать об этом. Да. Итак, вы нашли путь отсюда? Прямо сейчас?

– Да, и я знаю, что это сработает. Каждое утро в 9 часов приходит грузовик, который привозит продукты и кое-какое имущество для хранения на складе. Водитель всегда приезжает один. Он знает меня, так как мы с ним земляки. Он всегда везет с собой несколько пустых бочек. Мы можем забраться в грузовик и спрятаться в них. А когда мы выберемся из лагеря, то можем поехать на Кавказ, где живут мои родители. А там я позабочусь обо всем остальном.

Я внимательно слушал все, что она говорила. Она взволнованно ждала моей реакции. После того как я намеренно затянул период молчания, заставив ее почувствовать себя еще более неловко, я ответил:

– Это мне нравится. Это умный план.

Она была рада тому, что я, казалось, согласился с ней. Улыбнувшись, она сказала:

– Он сработает, я знаю.

– Но почему вы хотите бежать из лагеря? – И прежде чем она смогла ответить, я продолжил: – Мне здесь нравится. Но я слышал и о другом лагере в Москве, который гораздо лучше этого. Там живется на сто процентов лучше. – Посмотрев ей в глаза, я добавил: – И я слышал, что у вас там даже есть муж.

Выражение ее лица изменилось, и она посмотрела на меня довольно испуганно. Я снова улыбнулся ей. Несмотря на то что я говорил на ломаном немецком, я думал, что она меня поняла.

– Хорошо, – сказала она, и мы снова стали гулять. С этого момента Анна стала гораздо менее разговорчивой. Мы вернулись к ее казарме, так как вечер быстро подошел к концу. Она пояснила, что вдруг почувствовала, что очень устала. Прощаясь, я спросил, когда мы сможем увидеться снова. Она ничего не ответила и молча закрыла за собой дверь. Я про себя улыбнулся и быстро направился обратно к себе в казарму, ощущая в себе гордость за то, что сумел так ловко разрулить ситуацию.

На следующий день та девушка бесследно исчезла из лагеря. И я никогда больше ее не видел.

Анна была не последним таинственным офицером, с которым я встретился в том лагере. Были и другие такие же, и капитан Тараканов предупреждал меня о них. Всего через несколько дней знакомства со мной стала искать еще одна женщина. Она отличалась от других, или, возможно, я просто смотрел на нее по-другому после того, как стал участником этой игры. С самого момента нашего знакомства было очевидно, что она не была заключенной. Она была мелкой преступницей, сотрудничавшей с ГПУ. Я был уверен в этом. Как-то днем во время прогулки она подошла ко мне и завязала разговор:

– Как дела?

– Хорошо, спасибо.

Она немного приблизилась и стала тихо говорить мне:

– Помните ту блондинку, с которой познакомились несколько дней назад?

– Да.

– Она из НКВД. Ей приказали узнать о вас как можно больше. Но когда она не смогла ничего из вас выжать, она уехала обратно, к себе в отдел.

Я держался спокойно и беззаботно. Я посмотрел ей за спину, на лагерную территорию, и спросил:

– Почему вы говорите мне это? Вы же тоже работаете на НКВД?

Она наклонилась ко мне и мягко проговорила:

– Я расскажу вам, если вы пообещаете сохранить это между нами. Я не хочу навсегда остаться работать в этом лагере, как вы.

– Обещаю.

– Ладно, Оскар. Если вы на самом деле хотите покинуть этот лагерь, вы должны письменно составить официальный рапорт в НКВД, где заявите, что являетесь польским офицером. В НКВД рассмотрят ваш рапорт, и, возможно, вам действительно удастся вернуться в польскую армию, если вы в самом деле этого хотите.

Больше никто из нас не произнес ни слова. Она повернулась и ушла.

Я застыл на месте и какое-то время молча предавался размышлениям. Это была интересная мысль. Разумеется, я не доверял ей, более того, я не верил ей ни на грош, но в конце концов я решил, что не случится ничего плохого, если я попробую. Ведь это НКВД определил меня сюда, и, как ни странно это звучит, он мог бы послужить для меня ключом для выхода отсюда. Я попросил своего друга капитана Тараканова написать этот рапорт за меня, и он с удовольствием выполнил мою просьбу. Тараканов, Анищенко, Столярук и Николай Шарапил – все поучаствовали в этом, давая советы и комментарии. Тараканов отправил документ, и я стал ждать. В конце концов мой рапорт дошел до командования НКВД, и от меня потребовали дополнительных пояснений. Когда я выполнил и это требование, капитан НКВД посоветовал мне сохранять спокойствие, так как документы отправили в управление в Москву. По его словам, у курьерской почты такие вопросы занимают много времени. Итак, я стал ждать.

Однажды после обеда в офицерской компании началась какая-то суматоха. Я не обратил на это внимание, но капитан Тараканов стал зычным голосом выкрикивать мое имя:

– Оскар! К тебе приехал твой соотечественник.

Услышав это, я вздрогнул, и меня охватил страх, что конец у моей шарады может вдруг оказаться совсем не таким, как мне хотелось бы. А вдруг они узнают, кто я на самом деле? Я постарался собраться и беззаботно зашагал в офицерскую столовую, где увидел незнакомое мне лицо.

Этого человека звали Бруно Шмагельский. Ему было 34 года, и он был родом из Крушвица, что находится в Польше в районе Данцига [47]. Он был низкого роста, грязный и истощенный, как почти все обитатели этого лагеря, но у него было открытое приятное лицо, которое так и излучало озорство и непослушание. Я узнал, что он жил в Крушвице до 1933 года, а потом уехал из Польши в Германию, где поселился в Потсдаме. Там он вступил в СС, а потом, во время Польской кампании, стал сотрудником гестапо. После завершения кампании в Польше он сбежал из гестапо и отправился в Россию. Ему удавалось хорошо ориентироваться вокруг, так как он свободно говорил и по-русски, и по-польски, и, что самое главное, потому что он был умен и находчив. Бруно устроился в Днепропетровске, где старался держаться, не вызывая подозрений, и ждать возможности вернуться в Польшу, где, как он надеялся, уже не будет немецких войск. К сожалению, он все же вызвал подозрения у местных жителей, и те схватили его и передали подпольщикам, действовавшим в Днепропетровске, которые заподозрили в нем шпиона. Однако Бруно удалось убедить их в обратном, и его освободили, продержав в плену всего три дня. Он покинул Днепропетровск и, намереваясь доехать до Лемберга (Львов), отправился в Харьков. Там он надеялся вернуться к гражданской жизни и смешаться с местным населением, но в Харькове был арестован НКВД и оказался в тюрьме. Там он провел полгода, так как не имел никаких документов или справок. Оттуда его отправили в лагерь НКВД. Здесь он прошел 21 день карантина и 15 апреля 1944 года был определен в 10-ю роту.