Том Придо - Кроманьонский человек

Эти мелкие вещицы позволяют нам узнать кроманьонца ближе, потому что они были частью его будничной жизни - ее украшением. Их любовно поглаживали человеческие руки, такие же, как наши - пользовались ими, прятали, быть может, похищали, обменивали на другие, подносили в знак дружбы или для умилостивления. Броская пещерная живопись отодвинула их в тень, но это более скромное, более человеческое искусство по-своему не менее драгоценно. Выцарапанные и вырезанные изображения животных - антилоп, зубров, лошадей, львов, медведей - полны жизни, словно доисторический человек упивался своим новым талантом: выразительное разнообразие этих изображений и узоров и следует природе и преображает ее.

Пожалуй, наиболее поразительны среди них изображения человека. Некоторые, в частности преувеличенно дородные фигурки "Венер" в Европе (см. стр. 96-97), искажают анатомические пропорции со свободой и непринужденностью, какие вернутся в европейское искусство только в XX веке.

Ярким примером этой тенденции смелой стилизации является найденное в Пршедмости (Чехословакия) уникальное изображение женщины, вырезанное на бивне мамонта. Это отнюдь не окарикатуривание особенностей женского телосложения, но фантастическая идеализированная фигура: рогатая треугольная голова, обрамляющие ее нижнюю часть овальные груди, круглая мишень живота с "яблочком" - пупком в центре и широкий таз - самый большой элемент изображения, заключенный в семь овалов. Ноги, кончающиеся у колен, сведены до минимума.

В целом пршедмостский рисунок выглядит одновременно и как женская фигура, и как фантастическая маска, в которой верхние овалы обозначают глаза, а семь нижних - разинутый рот. Возможно, что такая двусмысленность образа была намеренной и должна была усиливать его действенность в каких-то магических обрядах. В этом геометрическом произведении чудится и современная усложненность, точно его создали Пикассо или Миро.

Подобные линейные изображения характерны для ранних стадий древнеегипетского и древнегреческого искусства. Но ведь эта фантастическая Венера была современницей вполне реалистичных скульптурных головок медведей, львов и носорогов, найденных в этих же местах. Таким образом, эти восточноевропейские художники умели следовать строго реалистическим канонам, когда считали нужным.

Две стройные фигурки из слоновой кости, найденные в Сибири и во Франции, показывают, что кроманьонцы видели женскую красоту не только в могучих Венерах. Но и здесь не обошлось без искажений - у фигурки справа, по-видимому, головы не было с самого начала, хотя ее ноги выполнены вполне реалистично. А у фигурки слева неестественно длинные ноги

Некоторые из этих реалистических произведений, возможно, носят документальный характер - в них словно бы запечатлены конкретные пережитые моменты. Маленькие плоские костяные диски из Франции с отверстием посредине, как у граммофонных пластинок, несут на себе разнообразные изображения. С одного кротко смотрит доисторическая корова. Мужская фигура на другом реалистична лишь отчасти, потому что ее голова, как часто бывает на доисторических рисунках, напоминает голову животного. На третьем (см. стр. 100), вырезанном из лопатки, в серну брошено копье, а на обороте эта же серна уже лежит сраженная. Рисунки здесь словно дополняют друг друга и вместе рассказывают небольшую историю - прием, который много тысяч лет спустя повторился в иконах, изображающих жития святых, в детских "историях в картинках" и в кинофильмах.

Эти небольшие красивые предметы, несомненно, становились заветными сокровищами или священными реликвиями, они переходили от одного человека к другому и воплощали в себе множество ассоциаций и воспоминаний. Люди начинали опознавать друг друга по предметам, которыми они пользовались, которыми дорожили, которые надевали как украшения. Кроманьонцы носили ожерелья из рыбьих позвонков и просверленных зубов, резные браслеты из слоновой кости, одежду, расшитую покрашенными бусинами. Такие украшения, говоря словами антрополога Джона Пфейффера, "были связаны с новой ступенью самоутверждения, с новой степенью развития индивидуальности".

Однако многие такие предметы, по-видимому, были не просто красивыми безделушками, украшавшими шеи кроманьонских дам или их очаги, а служили магическими амулетами, атрибутами религиозных обрядов или еще чем-нибудь в том же роде (см. главу 5). Хотя специалисты теперь в большинстве отказались от теории искусства для искусства, они не отрицают, что немалую роль играло тут чисто творческое удовлетворение. Каждый отдельный предмет был очередной победой художника, сумевшего наилучшим образом использовать особенности материала - кости, рога или камня, - его естественную форму и текстуру. Вот, например, рога северного оленя с их прихотливой формой. Каким образом преображал художник эти изогнутые ветви и отростки в фигурку животного или в полезное орудие? Решение подобной задачи требует большого умения, находчивости, изобретательности, и доисторические художники, успешно с ней справляясь, несомненно, испытывали истинную творческую радость.

Эта грациозная прыгающая лошадь из Брюникеля (Франция) была найдена примерно через 15 тысяч лет после того, как ее вырезали из рога северного оленя. Некоторые специалисты считают ее копьеметалкой, однако тонкость отделки и небольшая длина (около 30 сантиметров) скорее указывают на то, что она предназначалась для каких-то обрядов

Английский поэт-романтик Уильям Вордсворт выразил именно такое чувство в своем сонете о трудностях создания сонетов с их точным числом строк и строгой рифмовкой: "Но благородней развлеченья нет, чем в тесных узах строк творить сонет". Точно так же и кроманьонцы, должно быть, находили развлечение в самой трудности своего мастерства, в необходимости ограничивать себя "тесными узами" бивня, оленьего рога или куска камня, в необходимости использовать даже недостатки материала для создания нового прекрасного предмета. Особые требования всегда стимулировали искусство - при условии, конечно, что художник понимает и принимает эти требования.

Примером блистательного приспособления замысла к скудным возможностям материала может служить изящный жезл с отверстием, который одни специалисты безоговорочно причисляют к таинственным "жезлам начальника", а другие столь же безоговорочно считают копьеметалкой. Используя естественный изгиб оленьего рога, художник завершил жезл фигурой лошади в стремительном прыжке. Морда устремлена ввысь, как нос ракеты, передние ноги прижаты к животу, точно убранное шасси, а задние словно еще не освободились из тисков жезла. Кажется, будто лошадь вырывается из первозданной субстанции в миг своего сотворения. Но величайшее достижение художника состоит в том, что лошадь - не просто украшение, ненужный довесок к жезлу или копьеметалке. Она - органическая часть орудия, необходимая для его эффективности и гармонирующая с его формой. Художник твердо знал, чего он хочет, и во всей полноте воплотил свой замысел.