Михаил Смирнов - О Вячеславе Менжинском

— Вы, Вячеслав Рудольфович, такую ценную мысль нашим хозяйственникам внушите. Вчера получал бумагу и карандаши — пять резолюций на заявке потребовали… Формальный бюрократизм разводят!

— Формальный не надо, а к порядку нам всем нужно приучаться. К советскому порядку и деловитости… Когда будут готовы материалы по эсерам?

— Обещаю на следующей неделе.

— Попросите, чтобы ускорили следствие, Павел Иванович. Передайте от моего имени товарищам такую просьбу.

На берлинском вокзале Савинкова и Эльвенгрена встречал господин Орлов, доверенный представитель некоей влиятельной организации, предпочитающей не афишировать свою деятельность.

В уютном особнячке на неприметной улице, обсаженной липами с такой педантичностью, что они казались парадными шеренгами гренадеров, состоялся деловой разговор.

— Нужно оружие и паспорта для наших людей, которые на днях приедут в Берлин, — напрямик заявил Эльвенгрен. — Фото Чичерина, карта Берлина и сведения о советской делегации. Когда все это можно будет получить?

— Паспорта и все остальное чуть позже, — ответил хозяин квартиры. — Оружие — хоть сию минуту.

— И сколько будут стоить нам такие услуги, господин Орлов?

— Ни единого пфеннига. Ваши расходы уже оплачены…

На углу безногий инвалид в затрепанной шинели продавал поштучно сигареты и самодельные конверты. У инвалида был отсутствующий взгляд, небритые щеки и заострившийся нос. В свете ближнего фонаря лучше всего были видны протянутые к прохожим жилистые руки и кожаные нашлепки на выставленных культях.

Двое суток колесил Решетов по кварталам, прилегающим к гостинице «Эуропеише палас». Прохаживался возле витрин, заходил в подъезды, в задымленные пивные, где курили эрзац-сигареты, начиненные бумагой, пропитанной никотином, и пили эрзац-пиво.

Решетов искал черный «опель». Несколько раз с замиравшим сердцем он кидался к спортивным машинам и разочарованно останавливался.

Все произошло так, что сначала Решетов растерялся.

Он шел по крохотной улице, которая выходила на Потсдаммерплац против «Эуропеише палас». Странно, что до сих пор Решетов на эту улицу не обратил внимания. Отсюда, из глубины, был хорошо виден подъезд гостиницы. Тем, кто хотел наблюдать за «Эуропеише палас», не обязательно было устраиваться на Потсдаммерплац, где прогуливались медлительные шупо и маячили по углам агенты полиции.

Как это раньше не пришло в голову? Владелец таинственного «опеля» не мог упустить такую возможность.

И тут Решетов увидел Эльвенгрена.

Штаб-ротмистр вышел из подъезда серого трехэтажного дома и, вполголоса разговаривая с плечистым попутчиком, направился в сторону Потсдаммерплац. Решетов отвернулся к витрине крохотного магазинчика, едва удерживая острое желание кинуться вслед. Ребристая рукоять браунинга ткнулась в бедро…

«Разведчик кончается тогда, когда он начинает палить из револьвера и убегать по крышам», — вспомнились вдруг слова Менжинского.

Решетов прошелся вдоль витрины, за стеклом которой были выставлены пыльные бумажные цветы, банки с эрзац-ваксой и несколько пар цветастых тапочек на суконной подошве, поглядел на часы, озабоченно качнул головой и заторопился.

Улица вывела на оживленную городскую магистраль. Следить стало легче. Рослый Эльвенгрен почти на голову возвышался в потоке прохожих.

На ближнем перекрестке двое повернули к вокзальной площади Потсдаммербанхоф. У вокзала к Эльвенгрену подошли еще двое. Один приземистый, в одутловатым творожистым лицом, второй — черноволосый, с монгольскими крупными скулами и скошенным разрезом глаз.

Виктор Анатольевич запомнил их лица, хотя и не знал, что видит савинковских боевиков Васильева и Бикчантаева.

О чем-то коротко переговорив, трое пошли вдоль чугунной решетки перрона в ту сторону, где виднелись кирпичные пакгаузы. Между пакгаузами был проход. Черноволосый остался у прохода.

Решетов подошел к щиту расписания и принялся его изучать. Затем уселся на скамейку с видом человека, приготовившегося к томительному вокзальному ожиданию.

Эльвенгрен и его спутники от пакгаузов не возвратились. Чернявый через полчаса тоже ушел со своего поста…

Савинков и Эльвенгрен метались возле Потсдаммерплац.

В отели проникнуть не удавалось. Дополнительные полицейские посты и агенты тайной охраны наглухо перекрывали все подходы к «Эуропеише палас» и «Эксельциору»…

В июле двадцать второго года Вячеслав Рудольфович: был назначен начальником Секретно-оперативного управления и членом Коллегии ГПУ. В связи с образованием Союза Советских Социалистических Республик ГПУ было преобразовано в ОГПУ. Первым заместителем председателя ОГПУ Дзержинского стал Вячеслав Рудольфович Менжинский.

— Прошу покорнейше извинить, Виктор Анатольевич. Я понимаю ваше желание закончить образование. Но просил бы немного повременить. Вы отлично справились с заданием. Показали настоящую чекистскую хватку. Очень ценю, что она соединяется у вас с инженерными знаниями. ОГПУ сейчас крайне нужны такие работники.

Решетов вопросительно поглядел на Менжинского.

— Я не буду призывать вас, Виктор Анатольевич, к исполнению долга. Мы с вами оба коммунисты, и я уверен, что вы обратились с заявлением не потому, что хотите более легкой жизни. Вы искренне считаете, что, получив образование, принесете стране и партии больше пользы, нежели гоняясь по Европе за штаб-ротмистрами…

— Конечно, Вячеслав Рудольфович. С Эльвенгреном и другие могут справиться…

— Да, с Эльвенгреном могут справиться и другие, — согласился Менжинский. — Здесь вы нужны не для Эльвенгрена, товарищ Решетов. Контрреволюция переходит к новым формам борьбы. Мы весьма внимательно отнеслись и к вашим, в том числе, сообщениям о том, что некоторые русские промышленники, эмигрировавшие за границу, имеют связи со своими бывшими доверенными служащими и выплачивают им субсидии за экономическую информацию, за то, что они задерживают восстановление фабрик и заводов, сберегают угольные пласты и нефтяные месторождения для своих хозяев…

— Не могу понять, зачем им теперь-то сберегать? Неужели так и не могут сообразить, что из сбереженного им ничего не достанется?

— Не так все просто, Виктор Анатольевич… Доверенные лица бывших промышленников тоже ведь не отличаются любовью к Советской власти. Кроме того, ведутся разговоры о концессиях. Почему бы, например, не довести наши предприятия до такого состояния, что ним не останется выхода, как сдавать их в концессии. Но это особая сторона дела… Существенный недостаток в нашей работе состоит сейчас, пожалуй, в том, что боевые чекисты, научившиеся ловить шпионов и диверсантов, к сожалению, не всегда так же хорошо справляются с делами экономического характера.