Михаил Смирнов - О Вячеславе Менжинском

В конце работы Менжинский дает краткие, но существенные выводы. Они сводятся к следующему: 1) община была тормозом в развитии сельского хозяйства России; 2) община разлагается, умирает естественной смертью под действием объективных законов экономического развития.

Эти выводы свидетельствуют о том, что автор работы, студент Петербургского университета Менжинский, стоял на марксистских позициях.

Как же был оценен этот действительно серьезный труд? Сочинение явно пришлось не по вкусу либеральной профессуре. На заглавном листе работы Менжинского имеется профессорская надпись: «Возвратить, неудовлетворительно…» Подписи профессора, давшего оценку, нет. Вторая надпись внизу следующего листа: «Едва ли подлежит оценке цивилиста». Подписи тоже нет. Отсутствие фамилий профессоров — доказательство того, что профессора были в затруднительном положении и стеснялись; вероятно, дать хорошей работе плохую аттестацию.

В. Р. Менжинский в августе 1898 года, сдав государственные экзамены в юридической испытательной комиссии, получил свидетельство об окончании университета.

Вступление в самостоятельную жизнь В. Р. Менжинскому открыло не только и даже не столько это свидетельство. Университетские годы дали ему многое, здесь он познал радость творчества, знакомясь с любимыми науками, шлифовал свое материалистическое, марксистское мировоззрение. Выйдя из стен университета, он не растерял своих идеалов — наоборот, жизнь и борьба закалила его…

Вестник Ленинградского университета,

Л., 1963, № 14, вып. 3, с. 102–105.

Наша семья была очень близка со Стасовыми. А Елена Дмитриевна Стасова была секретарем искровской организации в Питере. Она налаживала явки, держала связи, распространяла литературу… Мы были рядом и помогали, чем могли. Собственно, тогда и педагогическая работа в значительной степени была партийной, очень часто шла рука об руку с партийной. Так было и у нас. В Питере в тот период (900-е годы) существовал музей передвижных наглядных учебных пособий. Возглавляла его Страхова, бесплатным сотрудником была А. М. Коллонтай [15] Коллонтай Александра Михайловна (1872–1952) — член партии с 1915 г., принимала активное участие в Октябрьской социалистической революции. После революции — нарком государственного призрения, зав. женотделом ЦК РКП(б). С 1923 г. — на дипломатической работе . Людмила Рудольфовна, тогда работавшая в воскресной школе технического общества, а затем в школе у Нарвской заставы, брала оттуда наглядные пособия для школы. Елена Дмитриевна Стасова использовала помещение музея для получения и распространения политической литературы. Такова была одна нить, связавшая нас с партией. Была и другая. Вячеслав Рудольфович вел в 90-х годах нелегальные кружки. Уже в 1894 году на даче мы изучали «Капитал» Маркса.

С тех пор и начали сплетаться эти две нити в единую нить. И никогда после они не раскручивались. Мы с Людмилой Рудольфовной до конца жизни остались просвещенцами-партийцами. Только Вячеслав Рудольфович отошел от педагогики, но его всегда тянуло к ней. Он продолжал интересоваться ею и тогда, когда работал в ВЧК и ОГПУ.

В 1902 году Менжинский вступил в партию. В 1903 году он переехал в Ярославль. Работал в управлении строительством Вологодско-Вятской железной дороги. Будучи членом Северного, а затем Ярославского комитетов партии, он заведовал пропагандой и агитацией, занимался с пропагандистами и агитаторами рабочих кружков. Одновременно он работал в имевшей тогда большое значение газете «Северный край».

Рассказы о Менжинском.

М., 1969, с. 20–21.

…Вячеслава Рудольфовича я знала с детских лет, так как наши матери были близкими подругами. Помню, как его, еще мальчика, я учила плаванию. Как сейчас, вижу молодого, энергичного, живого, всегда аккуратно одетого Вячеслава Рудольфовича в классах воскресной школы для рабочих. Уже тогда он был образованным марксистом, непримиримым противником народничества, экономизма, толковым пропагандистом и искусным конспиратором.

Какие черты должен был воспитывать в себе партийный работник в нелегальное время? Во-первых, точность. Не всегда можно было встретиться с товарищами на квартире, иногда приходилось встречаться на улице, на каком-нибудь углу, и тут нужна была точность. Если вы придете с опозданием, товарищу приходится в ожидании вас прохаживаться. Этим он обращает на себя внимание городового, шпика, дворника, которые были на всех углах. Следовательно, вы ставите под наблюдение полиции и товарища и себя. Надо было минута в минуту сойтись и идти дальше. Тогда ваша встреча проходила незамеченной.

Явки на квартирах часто бывали у врачей, у адвокатов. Приемные часы у них тоже определенные. Значит, нужно вовремя прийти и вовремя уйти.

Затем нужна наблюдательность, внимание к окружающему. Эти черты мы воспитывали в себе так: например, я вхожу в комнату, и товарищ мне говорит: «Отвернись и скажи, что ты видела». Я должна была перечислить все, что заметила, войдя в комнату.

Кроме того, мы должны были вырабатывать умение владеть своим лицом. Когда нас брали на допрос, допрашивающие садились спиной к свету, а нас сажали против света и наблюдали за выражением лица. Значит, надо было так владеть им, чтобы даже никакая игра в глазах не выдала бы наших мыслей и чувств.

У нас не принято было спрашивать друг у друга о том, что тебя не касается. Когда я заведовала техникой, конечно, знала товарищей, занимавшихся агитацией и пропагандой, но их подшефных, то есть тех, кто посещал их кружки, я не знала. Они могли мне дать поручение: снести на такую-то квартиру литературу для рабочих, но какой это кружок, кто руководил им, этого я никогда не знала и не спрашивала об этом.

В апреле 1904 года по вызову центра я уехала в Москву, где впервые встретилась с Германом Борисовичем Красиным, к которому у меня была явка. Прожила пару дней у него, а потом нашла себе комнату в Большом Успенском переулке, у Петровских ворот, и принялась за свою обычную секретарскую работу…

В июне 1904 года были арестованы Ленгник, Бауман и Медведева. Я уцелела потому, что к этому времени уже переселилась в Кусково, так как заметила за собой слежку, и изменила свой внешний вид, одежду и прическу. Из предосторожности я ездила не по Нижегородской железной дороге, а по Казанской до станции Перово и оттуда парком возвращалась к себе на дачку… Чтобы сбить следившего за мной шпика с толку, ходила (на платформе) между двумя поездами — один на Курск, другой на Иваново, оба пригородные — и вскакивала в поезд только после третьего звонка.