Коллектив авторов История - Всемирная история: в 6 томах. Том 4: Мир в XVIII веке

Значительная часть японского населения концентрировалась в городах. Считается, что в начале XVIII в. там проживали 7—10 % населения. Основу городского населения составляли самураи, которым предписывалось проживание рядом со своим сюзереном. В связи с этим большинство японских городов того времени представляли собой разросшиеся призамковые поселения. Самыми большими городами были Киото, Осака и Эдо. Киото — древняя столица страны, Осака — ее «кухня» (крупнейший торговый город), Эдо — резиденция сёгунов. Население Эдо составляло около миллиона человек, Киото и Осака — 500 тыс.

Мужское многолюдье Эдо поддерживалось концентрацией там правительственных учреждений и системой заложничества. Самураи, которые находились в Эдо в составе княжеских дружин, прибывали туда без семей.

И это имело огромное влияние на всю городскую инфраструктуру. В Эдо процветали магазины, гостиницы, харчевни, публичные бани и дома, театры. Происхождение заведений такого рода следует отнести к более раннему времени, однако эпоха Токугава значительно увеличила их концентрацию. Точно так же, как и концентрацию ремесленников. В то же самое время следует помнить, что урбанизация не сопровождалась значительными изменениями в производстве, а сам рост городов был обусловлен не экономическими, а административными причинами. Городская Япония не знала ничего подобного «промышленной революции». Улучшения в технологии производства не носили принципиального характера. Даже самые крупные города являлись, по сути, очень «большими деревнями». В то же самое время можно говорить о «коммерческо-торговой революции», поскольку была создана разветвленная торговая сеть и протобанковская система, которая занималась страхованием морских грузов, выдачей аккредитивов, кредитованием князей и оптовых торговцев. Последние, в свою очередь, кредитовали крестьян.

Основой развития торговли был рис. Получив свой рисовый паек, многие самураи конвертировали определенную его часть в деньги. Через Осака, где находилась крупнейшая в стране рисовая биржа, ежегодно проходило около 600 тыс. т риса.

Стабильность режима и общественное спокойствие были характерной особенностью почти всего периода Токугава. В особенности это касается XVIII в. Власть, не отвлекавшаяся на внешние дела (в стране отсутствовало даже специализированное учреждение, в ведении которого находились внешние сношения), всю свою энергетику употребляла на обеспечение незыблемости принятого порядка. Реформаторская деятельность была направлена на уточнение базовых социально-экономических параметров, а не на их кардинальное изменение. Именно такой характер имели две самые значительные реформы периода Токугава. Они носят названия по девизам правлений: реформы годов Кёхо (1716–1735) и Кансэй 1789–1800), затрагивавшие вопросы налогообложения, финансовой системы, трудовой миграции (ее ограничения).

Запрет на изменение сословного состояния, создание крестьянских пятидворок с их принципом круговой поруки и коллективной ответственности (за недоимки, преступления, организацию общественных работ и т. д.) подкреплялись детальнейшей регламентацией жизни всех сословий. Одежда, прически, еда, размер и устройство жилища, материалы для его постройки, способы передвижения (простолюдинам запрещалось путешествие в паланкине), формы публичного поведения (поклоны, приветствия, этикетность устной и письменной речи, самурайские самоубийства и т. д.) и социальные роли были разработаны с пугающей детализацией. Законотворческая деятельность, которая в значительной степени носила запретительный (регламентирующий) характер, отнимала у властей колоссальное количество времени и бумаги. Распоряжения правительства и князей доводились до сведения жителей либо письменно (на досках объявлений), либо устно (оглашение на деревенских сходах). Отличительной особенностью таких распоряжений было отсутствие «мотивировочной» части — жителям предписывался тот или иной способ поведения без объяснения его причин.

Японец проживал в регламентированном и предсказуемом пространстве, не только социальном, но и физическом. В этом пространстве частные дома, учреждения, магазины, театры, публичные дома, возделанные поля занимали раз и навсегда определенное властями и традицией место. Занятия были наследственными, местожительство — тоже. Для совершения путешествия требовалось разрешение властей. Люди не искали «лучшей доли» за морем, «пионерский» дух отсутствовал, степень оседлости была чрезвычайно высокой. Общий ритм жизни был выстроен из расчета на извечность существующих порядков, будущее время тоже рассматривалось как предсказуемое. В 1836 г. залезший в долги даймё княжества Сацума заключил с кредиторами соглашение, согласно которому завершение выплаты долга предусматривалось в 2085 г.

Обучение, осуществлявшееся в разветвленной сети частных школ (как для самураев, так и для простонародья) было направлено на усвоение того, что высшей добродетелью является безоговорочное послушание — главе семьи, старосте, уездному и городскому начальству. Образцом послушания выступали самураи — главной добродетелью их неписаного кодекса чести (бусидо) выступала верность своему сюзерену. Таким образом, от общества требовалось, чтобы оно вело себя в соответствии с идеалами военного сословия. Сохранилось большое количество сочинений представителей всех сословий, которые свидетельствуют о том, что вопросам этики уделялось огромное внимание. При всей разности подходов для большинства из них характерно воспевание послушания, трудолюбия, честности, этикетности поведения, долга, личной верности, подчиненности человека интересам коллектива.

Образованность глубоко проникла в японское общество. Считается, что в середине XIX в. грамотой в той или иной степени владели около 40 % мужчин и 15 % женщин. Что до самураев, то практически все из них были грамотными. В связи с этим ксилографическое книгопечатание получило широкое распространение, в крупнейших городах действовали сотни библиотек.

Сёгунат мыслил себя не только административным распорядителем, но и моральным лидером, учителем народа, который открыто позиционировался как «неразумный». В связи с этим прилагались настойчивые усилия по внедрению в его среду моральных ценностей. Периодически издавались указы, призывающие к неукоснительному исполнению семейных обязанностей; перед частными домами устанавливались таблички, свидетельствующие о том, что здесь проживают чадолюбивые (многодетные) родители и родителелюбивые дети. Часты были и указы, запрещающие (ограничивающие) излишества и роскошь — фейерверки, посещение зрелищных мероприятий (выступления уличных артистов, театральных постановок и соревнований по борьбе сумо). Осуждалось ношение драгоценностей, изысканные курительные трубки, гребни, шелковая одежда, пышные свадьбы, дорогое питание (например, сладости, ранние овощи и фрукты), неумеренное винопитие и т. д. Всячески поощрялись экономность и бережливость: жителям предлагалось пользоваться домашней утварью максимально долго, откладывать до последней возможности ремонтные работы в своем доме, не тратиться на излишества и т. п. Никого не удивляли и запреты на азартные игры, «нескромные» картинки и книжки (в их число попадал и знаменитый средневековый роман «Повесть о Гэндзи» Мурасаки Сикибу), «безнравственные» театральные постановки. Свободная любовь считалась проявлением неконтролируемой и разрушительной страсти, а потому не подлежала воспеванию. Место любви занимал семейный долг. Физическое наслаждение мужчин обеспечивали обитательницы лицензированных «веселых кварталов». Закрепленное в указах власти раздражение вызывалось не столько их «аморальностью» или же «развращенностью», сколько их шикарными нарядами. То есть им предъявлялись те же самые требования, что и другим обитателям страны.